Александр Беляев - Человек-амфибия (первоначальный, журнальный вариант романа)

— Между ним и всеми остальными людьми легла непреодолимая преграда — океан. Ихтиандр — обреченный. Отныне вода становится его родной и единственной стихией.

— Но как же он там будет жить? Один — в безбрежном океане, человек — среди рыб и морских чудовищ?

— Представьте, он был счастлив в своем подводном мире, пока… земля чем-то не очаровала его…

Легкая краска залила щеки Гуттизрэ.

— Теперь, конечно, он не будет так безмятежно счастлив, как раньше… В подводных гротах ему, наверно, будут сниться сны… девушка с голубыми глазами.

— Перестаньте, Ольсен! — печально сказала Гуттиэрэ.

— Но время излечивает все. Острая боль притупится, и через год-два вся его «земная» жизнь; будет казаться ему сном. Быть может, он даже обретет свой утерянный покой. Так он и будет жить среди рыб и морских чудовищ. И если акула не съест его раньше времени, он доживет до старости, до седых волос… А смерть? — Смерть пока везде одинакова…

Сгущались сумерки, и в комнате было почти темно.

— Однако мне пора, — сказал Ольсен, поднимаясь.

Встала и Гуттиэрэ.

— Но могу я хоть издали повидать его? — спросила Гуттиэрэ.

— Конечно, если вы найдете силы не выдать своего присутствия.

— Да, я обещаю это…

Было уже совсем темно, когда Ольсен в костюме водовоза въехал во двор тюрьмы.

Сторож окликнул его:

— Куда едешь?

— Морскую воду «дьяволу» везу, — ответил Ольсен, как учил его тюремный смотритель.

Все сторожа знали, что в тюрьме находится необычайный арестант — «морской дьявол», который сидит в баке, наполненном морской водой, так как пресную «он» не переносит. Эту морскую воду время от времени меняли, привозя ее в большой бочке, срезанной наполовину и установленной на дрогах.

Ольсен подъехал к зданию тюрьмы, завернул за угол, где помещались кухни и находился второй вход в тюрьму — для служащих…

Смотритель уже все приготовил. Сторожа, стоявшие в коридоре и у выхода, были под разными предлогами отосланы. Ихтиандр, сопровождаемый смотрителем, беспрепятственно вышел из тюрьмы.

— Ну, прыгай скорее в бочку! — сказал смотритель.

Ихтиандр не заставил себя ждать.

— Трогай!

Ольсен ударил вожжами, выехал из двора тюрьмы и неспеша поехал по улицам, направляясь к молу.

Следом за ним невдалеке мелькала тень женщины…

Была уже темная ночь, когда Ольсен выехал из города. Дорога шла берегом меря. Ветер крепчал. Волны набегали на берег и с шумом разбивались о камни.

Ольсен осмотрелся. На дороге никого не было видно. Только вдали сверкали фонари быстро мчавшегося автомобиля.

«Пусть проедет».

Гудя и ослепляя светом, автомобиль промчался по направлению к городу и скрылся вдали.

«Пора!» — Ольсен обернулся и сделал Гуттиэре знак, чтобы она скрылась за камнями. Потом он постучал по бочке и крикнул:

— Приехали. Вылезай!

Из бочки показалась голова.

Ихтиандр оглянулся, быстро вылез и прыгнул на землю.

— Спасибо, Ольсен! — сказал юноша, крепко сжимая мокрой рукой руку великана.

Ихтиандр дышал часто, со свистом, как в припадке астмы.

— И тебе спасибо, Ихтиандр! Мои товарищи шлют тебе привет… Помни, Ихтиандр: будь осторожен! Не подплывай близко к берегу. Опасайся нехороших людей, чтобы опять не попасть в неволю!

— Да, да, — задыхаясь сказал Ихтиандр. — Я поплыву далеко, далеко, к тихим коралловым островам, куда не подплывает ни один корабль. Прощайте, Ольсен! — и юноша побежал к морю.

Уже у самых волн, погруженный наполовину, он вдруг обернулся и крикнул:

— Ольсен, Ольсен! Если вы увидите когда-нибудь Гуттиэрэ, передайте ей мой привет и скажите, что я… всегда… буду… помнить о ней!..

Юноша бросился в море и, собрав последние силы своих больных легких, крикнул:

— Прощай, Гуттиэрэ! — и погрузился в воду.

— Прощай, Ихтиандр!.. — тихо ответила Гуттиэрэ, стоявшая за камнями.

Ветер свистал, море кипело пеной, шипел песок, грохотали камни. И прибой, как удары большого барабана, давал ритм этой извечной песне океана…

Рука Ольсена сжала руку Гуттиэрэ.

— Идем, Гуттиэрэ! — с ласковой повелительностью сказал он.

Ольсен вывел Гуттиэрэ на дорогу. Перед ними, как зарево пожара, горели ка небе огни большого города.

— Идем, Гуттиэрэ! Нас ждет жизнь и… борьба!

Гуттиэрэ еще раз оглянулась на море, как бы посылая прощальный привет Ихтианару, и, опираясь на руку Ольсена, направилась к городу…

Годы уходят…

Сальватор отбыл срок наказания, вернулся к себе на виллу и вновь погрузился в научную работу, чтобы, быть может, еще раз удивить мир смелостью своей мысли и бросить дерзкий вызов человеческой тупости.

Кристо продолжает у него служить.

Зурита обзавелся новой шхуной и ловит жемчуг в Калифорнийском заливе. И хотя он не самый богатый человек в Америке, но все же не может пожаловаться на дела. Концы его усов, как стрелки барометра, показывают высокое давление.

Гуттиэрэ развелась с мужем и вышла замуж за Ольсена. Они переселились в Нью-Йорк и работают на консервном заводе.

Новые годы принесли с собой и новые события. «Морской дьявол» давно забыт.

Лишь иногда, в душные ночи, старые рыбаки, услыхав в ночной тиши далекий неведомый звук, говорили молодым:

— Вот так трубил в раковину «морской дьявол», — и начинали рассказывать о нем легенды.

…Только один человек в Буэнос-Айресе не забывал об Ихтиандре.

Все мальчишки города знали старого полупомешанного нищего-индейца.

— Вот идет отец «морского дьявола»! — кричали они, завидев старика.

Но индеец не обращал внимания на мальчишек.

Встречая испанца, старик каждый раз оборачивался, плевал вслед и ворчал проклятия.

Его помешательство было тихое, и полиция не трогала старика.

Только когда на море поднималась буря, старым индейцем овладевало необычайное беспокойство.

Он спешил на берег моря и, рискуя быть смытым водой, становился на прибрежные камни и кричал, кричал день и ночь, пока не утихнет буря:

— Ихтиандр! Ихтиандр! Сын мой!..

Но море хранило свою тайну…

В основу романа «Человек-амфибия» автором положены действительные события, хотя и случившиеся разновременно.

Всеобщая забастовка рабочих Буэнос-Айреса и аграрное движение относятся к 1919–1921 гг. В Аргентине свыше двух третей сельских хозяев — арендаторы и издольщики, арендные же цены чрезвычайно высоки. Это общественно-экономическое положение и питает в Аргентине аграрное движение, подавляемое капиталистическим правительством с неменьшей жестокостью, чем оно подавлялось в царской России.