Виталий Вавикин - Сонная реальность

– Отвезу пару ящиков свечей в театр и сразу вернусь, – сказал Станислав жене.

Клаудия кивнула.

Он выгнал из гаража грузовик. В кузове действительно лежали три коробки свечей. Он не врал жене. Не чувствовал на нее обиду за постигшие их неудачи. Просто хотел немного отвлечься.

Станислав выбрал самый долгий маршрут. Но это был маленький мир. Правда, немного замедлили продвижение празднества завершившихся выборов, но сейчас Станислав предпочел бы, чтобы весь город высыпал на улицы и утроил карнавал до поздней ночи, не позволив ему добраться до театра. Что касается самих выборов, то он не знал, кто победил.

– Как это, не знаешь? – опешил работник театра, помогавший ему разгружать ящики со свечами.

Они долго разговаривали о Максе Верноне и его новой прогрессивной политике. Вернее, разговаривал в основном работник театра, Станислав просто поддерживал диалог, радуясь возможности убить время. Хотя некоторые вещи его действительно удивляли – последние месяцы вообще прошли как в тумане. Или же это вся жизнь была в тумане?

– Как это не будут больше использовать клонов для выемки органов? – спросил Станислав, услышав о новых реформах Макса Вернона. – Я только сейчас получил разрешение принять участие в программе клонирования.

– Думаю, закон примут сразу после инаугурации, – сказал работник театра. – Может быть, клоны даже будут жить с нами бок о бок!

Его радость и веселье начинали бесить Станислава. Он попрощался и выехал за ворота театра. Внутри что-то накопилось, переполнилось и полилось из глаз слезами. Станислав свернул на обочину, вышел из машины и попытался взять себя в руки. Где-то далеко слышался шум парада. Где-то здесь, совсем рядом, журчала река, лениво огибая опоры моста.

Станислав не слышал выстрелов. Не видел, как Аника вышла из автобуса, поднялась на мост. Он смотрел на воду и пытался подавить в себе поднимавшийся гнев. Гнев на себя, на жену, на весь мир. И еще этот чертов парад! Ему хотелось разогнаться на грузовике и ворваться в это скопище счастья и улыбок, неся смерть. Но люди были невиноваты. Они просто жили. Они не принимали решение в комитете, чтобы отказать семье Орьяк в повторной репродукции. Они не имели в этом мире власти… Но праздновали они успех того, у кого власть была. Сейчас весь гнев Станислава устремился к главе колоний.

– Сукин сын, – ворчал он. – Сукин сын запретил выемку органов.

И в какой-то момент Станислав начал верить, что это не его род добровольно отказался от участия в программе клонирования, а что ему запретили участвовать. И Тадеуш умер вовсе не из-за того, что его отец считал негуманным убивать клонов, чтобы спасать людей, а потому что так захотел этот улыбающийся ненавистный глава колоний Макс Вернон!

Станислав Орьяк сжал кулаки. Зубы его заскрипели. И в этот самый момент рядом с ним упал револьвер, который выбросила Аника. И это был словно знак свыше. Словно ответ на все молитвы.

Когда он узнал, что Макс Вернон мертв, то первым его чувством стало разочарование. Но потом люди на улице рассказали о первом убийстве за последние шесть поколений. Идеальный мир дал трещину, посыпался. Сначала умер ребенок, теперь кто-то застрелил главу колоний. Голова шла кругом. Но на кого обрушить свой праведный гнев? На врачей, не сумевших спасти сына? На жену, неспособную родить совершенного ребенка? На себя? На убийцу главы колоний? На ренегата, посягнувшего на умиротворенное течение этой жизни?

– Говорят, это была Аника Крейчи! – шепталась толпа.

Имя казалось Станиславу знакомым, но он никак не мог вспомнить, где слышал его. А люди вокруг уже строили догадки и предположения, пытаясь объяснить ее поступок. Десятки, сотни теорий. Кто-то говорил о несчастной любви. Кто-то вспоминал, что у Крейчи была подруга, которую отправили в Город клонов. Находились и те, кто считал, что Крейчи заменили на клона, потому что человек не мог убить человека. Особенно главу колоний, несущего в этот застоявшийся мир так много свежих, необходимых перемен.

– И на кой черт клонам вообще убивать Вернона? – кричали другие.

В одном толпа лишь сходилась сейчас – ненависть к убийце. И неважно, кто это был.

Станислав Орьяк не знал, сколько стоял там – в толпе, возле центральной больницы Седьмой колонии, куда доставили тело Макса Вернона. Но потом кто-то сказал, что убийца пойман, и толпа ожила, потекла по улицам к зданию комитета, где была замечена Аника Крейчи. Этот поток подхватил Станислава. Можно ли было сейчас сопротивляться? Можно ли было противостоять коллективному гневу? Внешнему гневу, добравшемуся до гнева внутреннего, став с ним одним целым. И этот гул вокруг! И эти голоса!

Станислав Орьяк крепче сжал рукоять револьвера, который был послан ему в прямом смысле свыше – ответ на его немые молитвы.

Толпа достигла здания комитета и заревела, требуя показать убийцу. Парад превратился в сборище линчевателей. Службы порядка не справлялись, пытаясь сдержать толпу разгневанных людей. Да службы порядка и не знали, как вести себя в подобных случаях. Никто, включая стариков, не помнил беспорядков такого масштаба. Приготовленный для праздника зал комитета превратился в какое-то напуганное погребальное пиршество, где никто не решается прикоснуться к пище.

Ближе к вечеру, когда гнев толпы начал стихать, члены комитета приняли решение переправить убийцу в камеру предварительного содержания расположенного за городом участка. Одни из членов комитета предложил использовать его личный транспорт, но другие настояли, чтобы сделать все официально. Они вызвали тюремный автобус. Пустой, если не считать шофера, он подъехал к черному ходу комитета. Анику сопровождали два охранника, один из членов комитета и пара увязавшихся секретарш. Большая часть горожан толпилась у главного входа, но некоторые, увидев автобус, подтянулись к черному ходу. Аника видела их лица. Именно так она представляла себе начало эпидемии, погубивший мир. Только сейчас эпидемия заражала не паразитами. Сейчас эпидемия несла безумие, гнев. Аника видела ярость в глазах окруживших автобус жителей города.

– Опусти голову и не смотри на них, – сказал член комитета.

Аника хотела подчиниться, понимала, что должна опустить голову, но взгляд ее уже зацепился за взгляд Станислава Орьяка. В его глазах горел огонь ярости. Он шагнул вперед, и Аника увидела в его руке револьвер Луда Ваома. Когда она воспользовалась этим оружием днем, никто, казалось, сразу не понял, что происходит. Сейчас же вирус гнева уже поселился в сознании. Люди вскрикнули, шарахнулись в стороны, словно черти от света Господня. Остались лишь Аника и Станислав Орьяк.