Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

Лея остолбенело проводила их взглядом, после чего бросилась бежать сквозь длинные залы. Слезы застилали ей глаза.

Тем временем Скафлок и Фреда бродили по замку. Поначалу дочь Орма говорила мало и с достоинством, но любовный напиток, который она выпила, и чары, наведенные Скафлоком, заставили пробудиться теплые чувства в ее сердце и разуме. Она все чаще смеялась, восхищенно вскрикивала, говорила весело и ласково поглядывала на него. Наконец юноша предложил:

— Выйдем на двор, я покажу, что приготовил для тебя.

— Для меня? — удивилась она.

— А может, и для меня тоже, если Норны будут добры, — рассмеялся он.

Они прошли через двор и большие бронзовые ворота. Снаружи лучи солнца отражались от белого покрывала снега. Рядом не было ни одного альва. Двое людей направились к поблескивающему льдом лесу, и плащ Скафлока защищал их от холода. Их дыхания облаками пара поднимались к небу, и даже само дыхание причиняло боль. Волны прибоя монотонно шумели и ветер вздыхал среди темных пихт.

— Мне холодно, — сказала Фреда. Ее каштановые волосы были единственным темным пятном среди вездесущей белизны. — Повсюду, кроме твоего плаща, очень холодно.

— Слишком холодно, чтобы ты нищенкой бродила по миру.

— Найдутся такие, что примут меня к себе. У нас было много друзей, и наша земля — теперь, вероятно, моя — была бы хорошим приданым.

— А зачем тебе искать друзей где-то далеко, если они есть здесь? А что касается земли — смотри!

Они поднялись на вершину холма, окружавшего вместе с другими небольшую долину. Там, внизу, Скафлок наколдовал лето. Зеленые деревья росли у небольшого ручья с водопадом, цветы дремали в высокой траве. Пели птицы, рыбы выскакивали из воды, ланка и олень стояли, доверчиво глядя на людей.

Фреда удивленно вскрикнула и захлопала в ладоши, а Скафлок улыбнулся.

— Я сделал это для тебя, — сказал он, — потому что ты — лето, жизнь и радость. Забудь о зиме, смерти и несчастьях, здесь у нас собственное время.

Они спустились в долину, сбросили плащ и сели у водопада. Ветер шевелил их волосы, а ягоды окружали их плотным кругом. Собранные Фредой маргаритки, послушные воле Скафлока, сами собой сплелись в венок, который юноша повесил ей на шею.

Фреда не боялась Скафлока и его колдовской силы. Вытянувшись на траве, она грызла яблоко, которое он ей дал, — оно имело вкус вина и действовало так же — и слушала его слова:

— Так не годится! — слабо запротестовала она, подчиняясь очарованию его слов и улыбки.

— Почему не годится? Нет ничего более естественного.

— Ты — язычник, а я…

— Я же просил тебя не говорить об этом. Вот твоя кара.

— И Скафлок поцеловал Фреду сначала легко, потом все жарче. Она попыталась его оттолкнуть, но у нее не стало сил. Правда, они вернулись, когда она ответила на его поцелуй.

— Тебе было плохо? — засмеялся Скафлок.

— Нет, — прошептала она.

— Я знаю, что совсем недавно тебя постигло огромное несчастье, но печаль проходит, и те, кого ты любила, наверняка хотели бы, чтобы все так и вышло.

Чудно, но печаль ее и вправду уже прошла. Осталась нежность и мимолетное сожаление. Воистину жаль, что они не могут его узнать!

— Тебе нужно думать о будущем, Фреда, особенно о будущем своего рода, из которого лишь ты осталась на свете. Я предлагаю тебе богатства и чудеса Эльфхейма и не требую никакого приданого, кроме тебя самой. Я буду беречь тебя изо всех сил, и первым из моих даров тебе пусть будет моя безграничная любовь.

Ничто не могло заставить возникнуть чувство, но раз уж оно пришло само, чары лишь ускорили таяние грусти и приход весны любви; для ее цветения не требовалось ничего, кроме молодости.

День кончился, и ночь пришла в оазис лета в горной долине. Влюбленные лежали на траве у водопада и слушали пение соловья. Фреда заснула первой.

Она лежала на руке у Скафлока, а ее рука покоилась у него на груди. Вслушиваясь в ее тихое дыхание, вдыхая запах волос и тела, чувствуя ее тепло и вспоминая, как она отдалась ему со слезами и смехом, юноша понял, что произошло очень важное.

Он расставил на нее сети скорее для забавы. Смертные девы, которых он разглядывал украдкой во время своих прогулок, редко бывали одни, а если и бывали, то казались Скафлоку слишком тяжелыми телом и душой, чтобы тратить на них время. Во Фреде он встретил человеческую девушку, пробудившую в нем желание, и ему захотелось с ней переспать.

И тут он сам угодил в свои силки.

Но это его мало беспокоило. Лежа на траве, он улыбался Большой Медведице, бледно сиявшей в своем бесконечном странствии вокруг Полярной Звезды. Холодные и хитрые альвини умели многое, но никогда не открывали перед ним сердец, и, может, поэтому он не полюбил ни одну из них. Но Фреда…

Лея была права — свой тянется к своему.

Через несколько дней Скафлок в одиночку отправился на охоту. Он бежал на заколдованных лыжах, которые вихрем несли его на вершину холма или в долину, через скованные льдом реки и заснеженные леса, и на закате солнца оказался на шотландской возвышенности. Он уже повернул к Альвгейту, привязав к спине добытую лань, когда заметил вдали огонь. Гадая, кто бы это мог разбить лагерь в этих негостеприимных местах, он поехал туда с копьем в правой руке.

Приблизившись, он увидел в вечернем полумраке огромного мужа, сидящего прямо на снегу и жарящего над огнем конину. Несмотря на ледяной ветер, он был лишь в юбке из волчьей шкуры; топор, лежавший рядом на земле, сиял неземным светом.

Скафлок ощутил присутствие какой-то силы, а когда заметил, что у незнакомца лишь одна рука, содрогнулся. Считалось не к добру встретить в сумерках Тюра [6] В скандинавской мифологии — бог войны и поединков. из рода Асов.

Но бежать было слишком поздно — бог уже смотрел в его сторону. Скафлок смело въехал в круг света, падающего от костра, и взглянул в задумчивые темные глаза Тюра.

— Здравствуй, Скафлок! — сказал Ас. Голос его гремел, как гроза, катящаяся по бронзовому небосклону. Единственной рукой он непрерывно вращал вертел над огнем.

— Здравствуй, господин. — Скафлок немного успокоился Лишенные душ альвы не почитали никаких богов, однако между ними и Асами не было никаких распрей. Некоторые альвы даже служили в самом Асгарде.