Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

— Это возможно? — мягко, как обычно, спросил Ивен.

Губы Донии сделались тонкими, едва прикрывая зубы:

— Я расскажу вам все, и вы поймете, что это необходимо. — Она тряхнула головой, широко раскинула руки и воскликнула: — Но не сейчас. Прежде чем я сообщу вам эту страшную весть, пройдет день и ночь. О, отцы моих детей… — дальше Джоссерек не понял ни того, что говорила она, ни того, что ей отвечали. Он стоял, чувствуя себя совершенно одиноким.

Пока ее люди готовили еду, питье, лампы, меха, палатку, фургон, лошадей, пока им весело помогали их друзья, Дония играла со своими детьми и внуком. Несколько человек подошли к Джоссереку. Они разговаривали с ним охотно, но, как он и предполагал, сдержанно, предлагали свои услуги и помощь.

Когда Дония удалилась со своими супругами, начали прибывать люди Вайлдгейта и Дьюфола Дэйла, чтобы встретиться с гостем.

Лагерь погрузился во тьму, и на небе высыпали звезды, когда единственная сестра Донии, Никиттэй-охотница, отвела Джоссерека в сторону и прошептала:

— Она спросила меня, хочу ли я. А я очень хочу.

— Не этой ночью, — выдавил он. Он не чурался хороших манер и, конечно, поблагодарил бы ее, если бы знал, как это сказать по-рогавикьянски.

Помня, какое впечатление произвел на Донию план Сидира истребить всех животных, Джоссерек мог предполагать, как воспримут его жители стоянки. Реакция жителей Данхета была не менее сильной. Кое-кто из жителей просто взорвался от негодования, воздух наполнился яростными криками.

Крона нашла этому объяснение: «Сама я не потеряла голову от ярости, хотя потрясение было велико. Большинство этих людей, как и я, живут не охотой. Охотой живут охотники, хотя охота — это скорее состояние души, чем просто промысел. Для таких людей зрелище бегущих животных — смысл их существования. Но стоянки — это всего лишь скопище строений, да еще место, где занимаются разными ремеслами. Если хозяева стоянки потеряют все это, они выстроят новую стоянку где-нибудь в другом месте, и святость родовых владений при этом затронута не будет». Было ли слово, которое она употребила, синонимом слова «святость»?

Позже Дония призналась Джоссереку, что не была уверена в правильности догадки Кроны. — Я никогда бы не подумала, что слова могут поразить меня, как удар молнии, как это было сначала. Я могла бы смириться с угрозой вторжения, да, пока это не касалось Гервара, смогла бы сохранить самообладание. Может быть, это потому, что в прошлом мы отражали любое вторжение, а значит, и в будущем посягательства на нашу землю не нанесут нам серьезного ущерба? Я не знаю. Я знаю только одно — это касается и животных тоже — в моих силах сохранять присутствие духа и оставаться жизнерадостной, пока я твердо уверена, что мы сможем остановить натиск. Может быть, я просто не могу поверить, что нас могут завоевать. Больше она ничего не сказала, ибо не могла полностью раскрыть перед ним свое сердце.

Когда она, взобравшись на фургон, обратилась к жителям лагеря, она первым делом потребовала, чтобы ни у кого из собравшихся не было при себе оружия. Услышав о планах завоевателей, некоторые начали кричать и метаться по равнине, как и она сама в свое время, впивались в дерн ногтями и зубами, кто-то уносился прочь на лошади, неистово нахлестывая ее, но большая часть осталась на месте, выражая свое отношение к известию лишь неровным гулом, кое-кто плакал, старики закрывали лицо руками и уходили.

— Я не знаю, почему они так себя ведут. Я уверена, что они и сами не знают. Возможно, такое глубокое потрясение разбросало их в разные стороны. Они не соберутся снова, пока не успокоятся, это как свора рассерженных собак. — Она наморщила нос. — Ветер доносит дым их костров, ты чувствуешь? Неужели ты действительно ничего не ощущаешь?

«Неужели у этой породы людей начисто отсутствует понятие о политике? — недоуменно размышлял Джоссерек. — Невероятно!»

Дония соскочила на землю.

— Я побуду среди своих мужчин, — сказала она и оставила его одного.

К вечеру обитатели лагеря стали собираться. Семьи возвращались в свои жилища, одинокие парами уходили в кусты. По доносившимся оттуда звукам Джоссерек понял, что они утешали себя там вовсе не медовухой, в отличие от него самого. Его никто не приглашал. Ему выделили походную палатку, жители щедро делились с ним пищей, но в жизнь свою не допускали. Он знал, что это не из неприязни — рогавикьянды понимали уединенность, как нечто само собой разумеющееся. Но сознание этого не облегчало ощущения тоски и заброшенности.

Никиттэй нашла его и немного утешила. Она не сказала ни одного слова, только часто дышала, а временами издавала что-то похожее то ли на стон, то ли на рычание, и оставила ему на память множество царапин. Это помогло ему почти не думать о Донии, и вскоре он заснул.

На следующее утро Никиттэй пришла снова и предложила покататься верхом.

— Сегодня все будут дремать целый день, да и завтра тоже. Потом они будут думать, бродить вокруг лагеря, разговаривать, пока им не надоест слоняться по солнцепеку. А мы с тобой все уже знаем, верно ведь?

— Верно, — он посмотрел на нее, скрыв подавленное настроение под приветливой маской. Хотя он знал, был уверен, что ни одна туземная женщина не сможет принести ему его. Она была на несколько лет моложе Донии, стройная, длинноногая, загорелая. Вокруг голубых глаз разбегались мелкие морщинки — от привычки всматриваться в даль, белокурые волосы были стянуты в конский хвост. Сегодня кроме рубашки, брюк и башмаков, почти таких же, как и у него самого, на ней было большой серебряное ожерелье с бирюзой. Оно было изготовлено из материалов, доставленных с юга, но работа была местной, его делали настоящие северные мастера.

— Ты уже знаешь, куда поехать?

— Да, — она не ответила конкретно, а он уже знал, что вопросы, безобидные в каком-нибудь другом месте, здесь считались неуместными.

Она приготовила двух лошадей, уложила котелки, колбаски, большие лепешки, сушеные яблоки, оружие, и они отправились. Погода стояла тихая и прохладная, в небе висели бледные печальные облака, от земли пряно пахло. Вскоре они увидели большой корраль: охотники выследили стадо и зашали в ограду, хотя загон был явно мал для такого количества животных. Певчие птицы во множестве сидели на деревьях, кролики и сурки шуршали в траве, приглушавшей топот копыт.

Спустя некоторое время он сказал:

— Я никак не пойму, что ты имела ввиду, когда сказала, что люди не смогут решить, как им поступать. Разве не правильнее бы было организовать общее собрание?

— Им? — Никиттэй удивленно посмотрела на него. — А что ты имеешь ввиду?

— Я думал, что они будут… — он не знал слова «голосовать» по-рогавикьянски, и нерешительно закончил: — Либо отправятся на общее собрание, либо останутся в Герваре.