Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы (сборник)

Молодой король стоял молча. Его била дрожь. Ребад усадил его на кованую скамью, потому что, как это и раньше часто случалось, в глазах у короля вдруг потемнело, стены сдвинулись и он снова очутился в крошечной тюремной камере…

– Позовите… Позови стражу! Пусть стреляют прямо в толпу. Пусть убивают! Надо проучить негодяев! – Молодой король говорил торопливо, почти захлебываясь, но очень отчетливо и громко. Он почти кричал.

– Прекрасно, ваше величество, – поклонился Ребад, – вот это мудрое решение! Так и следует поступить. Так мы непременно выпутаемся из беды. Вы все делаете правильно. Верьте мне.

– Я тебе верю. Верю. Увези меня отсюда, – прошептал молодой король, сжимая руку Ребада. Но тот вдруг напрягся: что-то снова было не так. Он уже не верил и Ребаду, и надежды на спасение не оставалось. Ребад уже собирался уходить, по-прежнему спокойный, хотя на лице его было написано сожаление. Молодой король просил его остаться, просил вернуться назад… Но снова, снова в ушах короля начинал звучать негромкий, невнятный вой, от которого череп готов был треснуть, и вот уже тот человек в красно-белом одеянии подходил все ближе, ближе, тихо ступая по бесконечному красному полу… «Ваше величество, раскрыт заговор в Королевской школе ремесел…»

На улице близ Старой Гавани, у самого берега моря, фонари горели ярко, но свет их растворялся в тумане. Портовый стражник Пепенерер обходил свой участок, ничего особенного увидеть не ожидая, но вдруг заметил, как по направлению к нему движется, спотыкаясь, какая-то странная фигура. Пепенерер не очень-то верил во всяких там морских порнгропов, однако теперь перед ним было явно что-то похожее. Загадочное существо, покрытое слизью и пахнущее морем, еле ползущее на тонких паучьих ножках, со стоном хватающее ртом воздух… В старинных морских легендах немало рассказывалось о порнгропах, но вся волшебная чушь быстро выветрилась у Пепенерера из головы: перед ним явно был человек. То ли пьяница, то ли безумец, а может – жертва загадочного преступления. Человек еле брел между унылыми серыми стенами пакгаузов.

– Эй ты! А ну-ка стой! – проревел Пепенерер.

Несчастный полуголый пьянчуга глянул на него безумными глазами, испустил вопль ужаса, попытался было удрать, но поскользнулся на покрытых ледком камнях мостовой, упал и пополз. Пепенерер взял ружье на изготовку и выпустил в пьяницу слабый звуковой заряд – просто чтобы тот успокоился; потом присел рядом с ним на корточки, достал рацию и связался с Западным отделением охраны, попросив прислать машину.

Обе руки распростертого на холодных камнях мостовой человека, безвольные и обмякшие, были покрыты пятнышками и точками – следами бесчисленных инъекций. Значит, он не был пьян, просто напичкан наркотиками. Пепенерер потянул носом, но знакомого смолистого запаха оргреви не уловил. Наверное, какие-то другие наркотики. Интересно, это его воры так отделали? Или это родовая месть? Воры вред ли оставили бы золотое кольцо у него на руке – массивное, широченное, с резьбой. Пепенерер наклонился, чтобы получше рассмотреть кольцо, но тут взгляд его упал на покрытое ссадинами мертвенно-бледное лицо человека, слабо освещенное уличным фонарем. Лицо было повернуто к нему профилем. Пепенерер порылся в кармане и достал новенькую монетку, где на одной из сторон четко выделялся обращенный влево профиль короля. Потом снова посмотрел на человека, лежащего на мостовой. Его обращенный вправо профиль, несмотря на игру света и теней, показался ему знакомым. Однако, заслышав мурлыканье электромобиля, сворачивающего от Старой Гавани, охранник сунул монетку в карман, приговаривая под нос: «Ах я дурак чертов!»

Дело в том, что короля Аргавена вот уже две недели не было в Эренранге: он охотился в горах. Об этом сообщалось в каждой сводке радионовостей.

– Видите ли, – сказал Хоуг, врач, – мы можем, конечно, допустить, что королю пытались дать соответствующую ментальную «настройку». Однако это почти ни к каким дальнейшим выводам не приводит: слишком многие занимаются подобными экспериментами и в Кархайде, и, разумеется, в Оргорейне. И это отнюдь не преступники, на которых можно было бы начать охоту, но вполне уважаемые люди – психиатры, физиологи. Те, кому вполне законно по роду деятельности разрешено пользоваться наркотиками. Если же им и удалось добиться поставленной цели, то все остальное они по возможности заблокировали, чтобы работе «настроенного» мозга не мешало ничто. Так что все «ключи и отмычки» спрятаны, и ни одна побуждающая команда не сработает – мы просто никогда не сможем догадаться, какой вопрос является ключевым. По-моему, добиться нужной информации без губительных последствий для мозга короля в данном случае невозможно; даже под воздействием гипноза или сильных наркотических средств нельзя теперь узнать, какие именно с едой были королю имплантированы, а какие являются его собственными, так сказать, автономными. Возможно, смогли бы помочь инопланетяне, хотя я лично не слишком-то верю в возможности их психиатрической науки: по-моему, они просто хвастаются своими достижениями в этой области; впрочем, так или иначе, но необходимых специалистов у них здесь нет. Остается лишь одна надежда.

– Какая? – жестко спросил лорд Герер.

– У короля живой ум и решительный характер. Прежде чем они сломили его, еще в самом начале, он мог успеть догадаться, что именно с ним делают, и установить некий психологический барьер или, может быть, даже заблокировать память, оставив себе, таким образом, путь к спасению…

Хоуг постепенно утрачивал свойственную ему самоуверенность; слова его как бы повисали в тишине высокого, полутемного зала с красными стенами. Он так и не дождался ответа от старого Герера.

В Красном Зале королевского дворца даже рядом с камином вряд ли было больше 12 °C. А уж в центре зала, далеко от обоих каминов, расположенных в торцовых стенах, – около 5 °C. За окнами порхали легкие снежинки, день был не слишком морозный, чуть ниже нуля. Весна пришла на планету Гетен. В каминах ревел огонь, лизал своими красно-золотыми языками толстенные поленья. В этом была своеобразная, чуть грубоватая кархайдская роскошь, дающая мгновенное наслаждение огнем и теплом. Жители Кархайда вообще очень любили огонь: камины, фейерверки, молнии, метеоры, вулканы – все это доставляло им несказанную радость. Они избегали, однако, центрального отопления, особенно в жилых помещениях, хотя за долгие годы и века промышленной революции на планете Гетен различные обогревательные приборы и системы были доведены до совершенства. Батареи центрального отопления использовались лишь в арктических широтах для обогрева жилых помещений. Вообще гетенианцы редко испытывали комфорт, как бы не позволяя себе такой роскоши и никогда не ожидая ее, но всегда радостно приветствуя – словно неожиданный подарок или удачу.