Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура

— Давай уйдем отсюда. Я устал от этой толпы. Где гостиница?

Обходить площадь было долгим делом, потому что все улицы шли к ней, а параллельных ей было мало. Валентин и Шанамир шли все расширяющимися кругами, в то же время пытаясь держаться западного направления, а цепочка животных безмятежно постукивала копытами следом за ними. Наконец они вышли из квартала отелей и богатых магазинов в район складов и добрались до захудалой гостиницы с покосившимися черными балками и обтрепанной соломенной крышей, со стойлами на заднем дворе. Шанамир устроил своих животных и пошел через двор к жилью хозяина гостиницы, оставив Валентина одного. Валентин ждал довольно долго. Ему казалось, что даже здесь он слышит приглушенные расстоянием крики: Валентин, Лорд Валентин!

Но эти звуки его имени для него ничего не значили, потому что это было имя другого человека.

Шанамир вернулся, легко и быстро пробежав через двор.

— Все устроено. Дай мне какую-нибудь монету.

— Пятьдесят?

— Мельче, много мельче, что-нибудь вроде полукроны.

Валентин достал монеты, рассортировал их при тусклом свете лампы и протянул несколько потертых монет Шанамиру.

— За ночлег? — спросил он.

— Взятка сторожу, — ответил Шанамир. — Спальные места сегодня трудно найти. Появление лишнего человека означает уменьшение мест, и если кто-то сосчитает головы и пожалуется, сторож нас выкинет. Иди за мной и молчи.

Они вошли в дом. Там пахло соленым воздухом и плесенью. За столом сидел жирный хорт с серым лицом, похожий на огромную жабу, и складывал узоры из игральных шнуров. Он поднял глаза.

Шанамир положил перед ним монеты, и хорт чуть заметно двинул головой. Дальше шла длинная узкая комната без окон, освещенная красноватым светом от трех висевших в разных местах ламп. Во всю длину комнаты на полу рядами лежали матрасы, и почти все были заняты.

— Сюда, — сказал Шанамир.

Он слегка подтолкнул один матрас носком сапога, быстро снял верхнюю одежду и лег, оставив место Валентину.

— Приятного сна, — сказал он.

— И тебе тоже, — ответил Валентин.

Он разделся и лег рядом. Отдаленные крики все еще звучали в его ушах, а может и в мозгу. Это его удивило, это могло отразиться на ночном сне, а за ним следовало внимательно следить, чтобы понять его значение, но сначала надо крепко уснуть, он слишком изможден. А утром? Новый день. Ничего не случится. Ничего.

Сновидения пришли где-то среди ночи.

Валентин следил за их развитием как бы со стороны, как его учили с детства. Они, эти сны имели большое значение, они были посланиями сил, правящих миром, и направляли жизнь человека. Они отклоняли опасность, потому что были выражением глубочайшей истины. Валентин увидел себя идущим по обширной пурпурной равнине под зловещим пурпурным небом и гигантским янтарным солнцем. Он был один, лицо его было истощенным, с ввалившимися глазами. Он шел, а земля перед ним расступалась, зияющие щели были внутри ярко-оранжевыми, из них выскакивали какие-то существа, как детские игрушки из коробки, визгливо смеялись над ним и быстро прятались в трещины, когда те закрывались.

Вот и все. Неполный сон, поскольку он ни о чем не рассказывал, не имел рисунка конфликтов и решения. Это был только образ, странная сцена, кусочек большой картины, которая еще не явилась ему. Валентин даже не мог сказать, кем послан этот сон — благословенной Леди с Острова Снов или злобным Королем Снов.

Он лежал, едва проснувшись, обдумывая некоторое время этот сон, и наконец решил не придавать ему большого значения.

Он чувствовал себя как-то странно отдаленным от своего внутреннего «я» — будто он вообще не существовал до вчерашнего дня, и даже мудрость сна теперь от него была скрыта.

Он снова уснул, и ничто не тревожило его, кроме недолгого, но шумного дождя, и снов он больше не видел. Его разбудил свет, теплый золотисто-зеленый свет, лившийся с дальнего конца узкого длинного холла. Дверь была открыта. Шанамира не было. Кроме Валентина, в комнате спали еще двое.

Валентин встал, потянулся, размял руки и ноги, оделся, умылся над раковиной у стены и вышел во двор, чувствуя себя бодрым, энергичным, готовым ко всему, что принесет ему день. Утренний воздух был плотным и влажным, но теплым и ярким, и ночной туман исчез. С чистого неба лился жар летнего солнца. Во дворе росли три больших вьющихся лозы, по одной на каждой стене. Их искривленные стволы были шире человеческой талии, глянцевитые лопатообразные листья имели глубокий бронзовый оттенок, а молодая поросль была светло-красная. Лозы были усыпаны ярко-розовыми цветами, похожими на маленькие трубы, но, кроме цветов, на них были также и созревающие плоды — тяжелые бело-голубые ягоды, блестевшие от влаги. Валентин сорвал одну ягоду и съел. Она была сладкой, с привкусом молодого вина.

Он съел вторую, потянулся за третьей, но передумал.

Обойдя двор, он заглянул в стойла и увидел животных Шанамира, спокойно жевавших солому, но самого Шанамира не было, наверное, убежал по делам. До Валентина донесся запах жареной рыбы, и он сразу почувствовал голод. Он открыл расшатанную дверь и оказался в кухне, где маленький усталый человек готовил завтрак для дюжины постояльцев различных рас. Он без интереса посмотрел на Валентина.

— Я опоздал? — мягко спросил Валентин.

— Садись. Рыба и пиво. Тридцать весовых единиц.

Валентин нашел монету в полкроны и положил на плиту.

Повар дал ему несколько медяков сдачи и бросил второй кусок рыбного филе на сковородку. Валентин сел у стены. Несколько завтракавших собрались уходить. Стройная гибкая женщина задержалась перед Валентином.

— Пиво в этом кувшине, — сказала она. — Обслуживай себя сам.

— Спасибо, — сказал Валентин, но она уже вышла.

Он налил полную кружку. Пиво было грубое, с резким привкусом. Через минуту он получил рыбу, вкусную, зажаренную до хруста. Он быстро съел ее.

— Еще, — сказал он повару.

Тот мрачно посмотрел на него, но уступил.

Валентин заметил, что сидевший за соседним столиком хорт, толстый, с раздутым лицом, пепельной рябой кожей и большими выпуклыми глазами, внимательно разглядывает его. Это странное разглядывание было неприятно Валентину. Через некоторое время он снова взглянул на хорта.

Тот моргнул и быстро отвел глаза.

Через несколько минут хорт повернулся к Валентину и спросил:

— Только что прибыл?

— Ночью.

— Надолго?

— До конца фестиваля, во всяком случае, — ответил Валентин.

В этом хорте явно было что-то такое, что инстинктивно не нравилось Валентину. Может быть, просто его внешний вид, поскольку Валентин находил хортов непривлекательными, грубыми и надменными созданиями. Конечно, это было нехорошо, ведь хорты не виноваты, что они так выглядят, и люди, наверное, им тоже казались существами с отвратительно гладкой кожей.