Василий Звягинцев - Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль»

– Пойдёмте, Волович, действительно, не стоит посреди улицы цирк разыгрывать. А то ведь и вправду…

Воздух, заполненный скрежетом трамвая, тормозящего у близкой остановки, лязгом железных тележных ободьев по брусчатке и беспрерывными пневматическими гудками автомобилей, разгоняющих бессмысленно перемещающихся через проезжую часть пешеходов, прорезала пронзительная трель милицейского свистка. Здесь это был непременный атрибут милиционеров, дворников и иных лиц, причастных к охране порядка. Свистком предупреждали правонарушителей, сзывали на помощь постовых с соседних перекрёстков, вообще демонстрировали, что власть действует. И, что удивительно, лица, к власти непричастные, свистками не пользовались, хотя вроде бы и могли в некоторых случаях облегчить свою работу, сбивая милицию с толку.

В сторону их веранды бежал парень в непременной кепке с длинным козырьком, белой рубашке, в сандалиях на босу ногу и узких полосатых брюках (коломянковых [68] Коломянка – шерстяная ткань, полосатая или однотонная, крашеная, бывает фабричной и домотканой (См.: В. Даль . Словарь…). , что ли – совершенно не к месту вспомнил Волович старые книги). Михаил с неожиданной в нём прытью и гибкостью присел за спинку стула. Парень свистел, надувая щёки, и рвал на бегу револьвер или пистолет из брючного кармана. Потому Волович и спрятался, успев подумать, что таскать оружие таким образом – редкая глупость, и «чекист», похоже, сильно попал ! Чего-чего, а бандитско-милицейских боевиков в своём времени Михаил насмотрелся…

Щербатый невероятно быстро выхватил из-под ремня свой «наган» и несколько раз выстрелил, сначала от живота, а потом и с вытянутой руки.

Свистевший споткнулся, упал ничком и по инерции сколько-то проехал на животе по влажному и скользкому булыжнику. Рысак извозчика, под которого должен был залететь парень, взвился на дыбы, пролётка развернулась, в неё врезался тарахтящий таксомотор «Рено» на рахитичных колёсах. Закричали и завизжали сразу много голосов. С разных сторон заливались всё новые свистки.

Человек в английской кепке схватил Воловича за ворот френча и поволок в переулок, а второй остался прикрывать отход, стреляя так быстро, будто в руках у него не «наган», а «стечкин».

Почти тут же с противоположной стороны Арбата захлопал пистолет ещё одного гражданина в штатском, то ли из следящих за Воловичем чекистов, то ли случайно оказавшегося на месте происшествия сотрудника.

От ресторана «Прага» бежал постовой, придерживая рукой шашку, тоже бешено свистящий и одновременно тянущий из кобуры свой револьвер.

Сразу за углом стоял развёрнутый носом в сторону Сивцева Вражка чёрный автомобиль с кузовом «кабриолет», довольно высокого класса. Тент на блестящих хромированных, коленчатых рычагах поднят. Мотор работал на малых оборотах, попыхивая из трубы скверно пахнущим дымом. Понятное дело, бензин здесь, наверное, вообще безоктановый. Шофёр сидел за рулём, ещё один человек высунулся из задней дверцы, поднимая большой чёрный автомат с круглым диском величиной с хорошую сковороду.

«Томпсон», – вспомнил Волович фильм «В джазе только девушки».

– Если кто погонится – стреляй! – крикнул «англичанин», с размаху вталкивая Михаила в салон, так что он сильно ударился коленом о подножку и взвыл от боли.

Автомобиль рванулся вперёд, дверцы захлопнулись. С Арбата никто не успел появиться. Щербатый своё дело сделал. И его не ждали. Или у него был свой план эвакуации, или – расходный материал. Это, конечно, вряд ли. Вооружённый человек, знающий проходные дворы, имел в арбатских лабиринтах хорошие шансы уйти, не слишком и рискуя. Если пуля не догонит, конечно.

Немного придя в себя, Волович с удивлением осознал, что мёртвой хваткой сжимает ручку своего драгоценного саквояжа, кроме которого у него опять ничего в этом мире не осталось. Ни койки в общежитии ОГПУ, ни заботы комиссара первого ранга госбезопасности [69] Здесь привычных персональных спецзваний ГБ ещё нет. Большинство сотрудников именуются по должности: «тов. начальник отдела», или по разряду тарифной сетки. Только высший начсостав имел подобие званий – «комиссар третьего, второго, первого ранга», обозначаемых ромбами в петлице. Но эти знаки различия автоматически менялись при кадровых перемещениях. Так, начальник отдела, назначенный зам. начальника управления, по получении приказа самостоятельно менял три «шпалы» на ромб, а начальник Главка, брошенный «на низовую работу», без специального распоряжения свинчивал с петлиц ромбы, приводя в соответствие знаки различия с разрядом «тарифной сетки».. Агранова.

Ехали достаточно долго, сначала – несколько кварталов – на предельной скорости, а потом, выскочив переулками на Волхонку, водитель сбросил скорость. Вокруг Кремля, в весьма жиденьком потоке машин, но мощном – пролёток и телег, покатился по Ильинке до Покровских Ворот, а там, опять переулками, – к Курскому вокзалу и дальше.

Трое его похитителей, включая шофёра, молчали, ну и Михаил не высовывался, сидя на полу между сильно пахнущими ваксой сапогами. В этом мире тип и качество обуви значили для определения статуса даже больше, чем в близких Воловичу креативных кругах. Если не актёр, иной какой интеллигент вроде вузовского профессора, а из руководящих товарищ, партийный, советский, хозяйственный (о военных само собой речи не идёт), то носил он обычно сапоги. Даже и при хорошем шевиотовом костюме. Вот у этих сапоги были явно дорогие, из тонкой шевровой кожи, стачанные по хорошим колодкам.

То и дело утыкаясь в них лбом и носом, оценить товар [70] «Товар» в данном случае – выделанная тем или иным способом кожа для сапожных работ. было несложно. Где-то на подъездных путях вокзала кабриолет остановился, и Михаила без злобы, но и не церемонясь, пинками направили к жёлтому пассажирскому вагону, с накладными бронзовыми буквами «Международный» вдоль борта.

Внутри вагон оказался салонного типа: за тамбуром и купе проводника – просторное помещение с большим продолговатым столом посередине, жёсткими стульями вокруг, кожаным диваном и деревянным буфетным шкафом в дальнем углу. Люстра на шесть рожков с матовыми колпаками под потолком.

А рядом с тамбуром сохранились два обычных одноместных купе, с дверьми не сдвигающимися, как Волович привык, а нараспах открывающимися в проход. И много дуба, красного дерева в отделке вагона и начищенной то ли бронзы, то ли меди вокруг, в избыточном даже количестве.

Волович опять вспомнил информацию из во множестве и бессистемно прочитанных книг. Всё время ему теперь приходилось вспоминать всякие никчёмные вроде бы детали и подробности, разбросанные по совсем не научно-популярным, а самым обычным художественным книгам, и особенно – злободневным фельетонам, Михаила Кольцова например. После Гражданской войны возможности с комфортом перемещаться по стране практически не было. Самолёты, кажется, регулярно летали только по трём маршрутам из Москвы – в Ленинград, Нижний Новгород и Минеральные Воды. Автодорог с твёрдым покрытием – считаные километры. Да и куда в тогдашних автомобилях без риска доберёшься, кроме соседнего уездного города? В Ленинград из Москвы поездка на отечественном «НАМИ-1» или даже роскошном «Паккарде» превратится в очередной сиквел радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву». И по срокам, и по впечатлениям. Заправок нет, автосервисов нет, а нормальный пробег шины по здешним просёлкам – вёрст сто, да и то едва ли.