Александр Казанцев - Русская фантастическая проза XIX — начала XX века (антология)

И опять эту повесть можно рассматривать как антиутопиюу как своеобразный «перевертыш»: за последнее десятилетие на Западе добровольно согласились себя заморозить уже несколько тысяч людей, желающих проснуться через пятьдесят, сто и более лет. В капсулах, заполненных жидким азотом, они ждут, когда всемогущая; медицина будущего снова, вдохнет в них жизнь, разум, здоровье, Для них ледниковый период еще не закончен, как и для замерзшего аборигена в повести якутского ссыльного.

Но вернемся в 30-е годы прошлого столетия, к тревожной эпохе после разгрома восстания декабристов. Тревога эта коснулась и представлений о грядущем. Петербургское общество наводнилось шарлатанами, гадалками, побасенками об отживших мертвецах, россказнями о «пророчествах» Нострадамуса и самозваного графа Калиостро. Снова заходила по рукам «Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шеманства и проч.», впервые напечатанная в 1786 году. 17 декабря 1833 года Пушкин записал в дневнике: «В городе говорят о странном происшествии. В одном из домов, принадлежащих ведомству придворной конюшни, мебели вздумали двигаться и прыгать. Дело пошло по начальству: князь В. Долгорукий нарядил следствие, и один из чиновников призвал попа, но во время молебна стулья и столы не хотели стоять смирно. Об этом идут разные толки».

Неудивительно, что появление гоголевской повести «Нос» одними было воспринято как «пересказ общеизвестного анекдота», другими отвергнуто «по причине ее (повести. — Ю. М.) пошлости и тривиальности». И только А. С. Пушкин отметил в примечании к первопубликации «Носа» (1836 г.) в «Современнике»: «…мы нашли в вей так много неожиданного, фантастического, веселого, оригинального…»

Справедливости ради отметим: соединение чудесного и повседневного, фантастического и социально-бытового для обличения «мерзостей жизни» еще до Гоголя широко использовалось Владимиром Федоровичем Одоевским (1803–1869). Теперь окончательно. установлено, что «Нос» в мельчайших деталях напоминает «Сказку о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем». Энциклопедически образованный Одоевский был первопроходцем во многих областях. Его роман «Русские ночи», соединивший науку и искусство, — предтеча духовных поисков утопических социалистов, петрашевцев, романов Достоевского, наконец, «Доктора Фаустуса» Томаса Манна и многих других произведений современности.

Не менее значительна его утопия «4338-й». Мотивы сатиры и гротеска здесь приглушены, хотя легко распознаются намеки и на «месмеризм», и на «падение Галлеевой кометы», и на борьбу литературных «аристократов» с «торговым» направлением (Одоевский терпеть не мог О. Сенковского). Но во всей мощи в утопии проявился и провидческий дар мыслителя. В описываемом им будущем электроходы несутся по туннелям, проложенным под Каспийским морем и даже «насквозь земного шара». Работают магнетические телеграфы, посредством которых живущие на далеком расстоянии разговаривают друг с другом. «Воздушные гальваностаты», электрические газосветные лампы, система теплохранилищ для управления климатом, что тянется почти по всему северному полушарию, — прообраз современных газопроводов. Всех чудес не перечесть, тем более что кое-что из предсказанного еще ждет своего осуществления: обогрев всей Камчатки теплом вулканов; снабжение нашей планеты лунными ресурсами, или «разными житейскими потребностями, чем отвращается гибель, грозящая Земле по причине ее огромного народоселения…»

Подчеркнем: и ныне удивляющие читателя предсказания и проекты Одоевского обнародованы за четверть века до первых романов Жюля Верна и за полвека с лишним до Уэллса.

В своей утопии Одоевский не зря изображает Россию будущего столь процветающей обителью поэзии и философии. Он верил, что «чудная понятливость русского народа, возвышенная умозрительными науками, могла бы произвести чудеса». Завершая «Русские ночи», он провозглашал на весь мир:

«Не бойтесь, братья по человечеству! Нет разрушительных стихий в славянском Востоке;—узнайте его, и вы в том уверитесь, вы найдете у нас частию ваши же силы, сохраненные и умноженные, вы найдете и наши собственные силы, вам неизвестные, и которые не оскудеют от раздела с вами».

Несколько наособицу стоят в вашем сборнике фантастические повести «Упырь» Алексея Константиновича Толстого (1817–1875) и «Облако» Константина Сергеевича Аксакова (1817–1860). Оба произведения как бы подводят итог столь распространенной в 20—З0-х годах «романтической» повести («Пиковая дама» Пушкина, «Штосс» Лермонтова, «Косморама» Одоевского, «Ночь перед рождеством» Гоголя и т. д.). Такого рода сочинения имели широкое хождение и на Западе. В них преобладала «поэзия роковых тайн и ужасов» — старинные замки, привидения, оживающие портреты, вмешательство ирреальных сил. Читатель вынужден постоянно выбирать между бытовым и сверхъестественным, но интересно, что конфликта в его сознавай между чудесным и рациональным не возникает. Белинский нашел в «Упыре» все признаки «еще слишком молодого, но тем не менее замечательного дарования, силу фантазии и мастерское изложение». Действительно, «сюжетная дерзость»— сильнейшая сторона фантастической повести А. К. Толстого. А изящная (и вполне материалистическая) идея «Облака» неожиданно «откликнется» через столетие и в «Солярисе» Станислава Лема (разумный океан), и в «Черном облаке» Ф. Пола и П. Корнблата (разумное облако).

Если «Упырь» — повесть, в какой-то мере пародирующая «романы ужаса», то применительно к научно-художественной фантазии «За пределами истории (за миллионы лет)» следует говорить о новаторстве. Это первая в мировой литературе пассеистическая (обращенная в прошлое) утопия, изображающая первобытного человека. Романы на эту тему братьев Рони — «Хищник-гигант», «Борьба за огонь» — появятся много позднее.

Создатель этой утопии Михаил Ларионович Михайлов (1829–1865) — известный поэт и переводчик, революционер-демократ, сподвижник Н. Г. Чернышевского и А. И. Герцена. 14 сентября 1861 года он был арестован царской охранкой по обвинению в написании прокламации «К молодому поколению» и приговорен к вечному поселению в Сибирь после отбытия двенадцатилетней ка> торги. 14 декабря того же года (в годовщину восстания декабристов на Сенатской площади) Михайлова на «позорной колеснице» вывезли из Петропавловской крепости и препроводили на Сытную площадь. Палач поставил узника в арестантской одежде на колени и переломил шпагу (вскоре этот позорный фарс будет повторен с Чернышевским). В Сибири Михайлов встретится с Николаем Гавриловичем, будет читать другу и наставнику «свои переводы иностранных поэтов и сцены из быта первых людей» (Н; Шаганов. Воспоминания. СПБ., 1907). Не вынеся ужасов каторги, М. Л. Михайлов в 1865 г. скончался. Утопия, как и многие другие сочинения, была опубликована только после его смерти,