Джек Вэнс - Поместья Корифона. Серый принц

«Если мы перестреляем всех нападающих, то сможем спокойно спуститься и уйти, — терпеливо объяснил Джемаз. — Если же мы убьем на одного меньше, тогда вы правы — мы в западне».

«Всех не перестреляешь», — пробормотал Эльво.

«Надеюсь, что вы ошибаетесь».

«Что, если их гораздо больше? Если будут прибывать все новые и новые подкрепления?»

«Я не интересуюсь гипотезами, — отрезал Джемаз. — Я не хочу умирать». Произнося эти слова, он продолжал целиться и вести огонь с таким успехом, что эрджины, казалось, больше не смели приближаться.

Кургеч подобрался к южному краю площадки: «Нас окружили».

Эльво уселся на край плоской вершины. Жаркое солнце, на полпути к западному горизонту, отбрасывало его тень поперек каменистой площадки. «Воды здесь нет, — думал Эльво Глиссам. — Через три-четыре дня все будет кончено в любом случае». Им овладела апатия; опираясь локтями на колени, он опустил голову. Джемаз и Кургеч о чем-то тихо договорились, после чего Кургеч отошел и присел у восточного края площадки. Эльво взглянул на него с недоумением. Восточная, самая крутая часть пирамидки, была наименее уязвимой… Глубоко вздохнув, Эльво попытался собраться с мыслями, взять себя в руки. Раз уж он должен был погибнуть, следовало по меньшей мере встретить смерть достойно. Поднявшись на ноги, он пересек плоскую вершину. Услышав шаги, Джерд Джемаз обернулся. На лице его появилось неприятное, жестокое выражение: «Ложись, идиот!»

Пуля прожужжала в воздухе. Эльво Глиссама отбросило беспощадным, чудовищным ударом. Он упал на камни и лежал, неподвижно глядя в небо.

В Рассветной усадьбе дни тянулись один за другим, без особых перемен. Шайна и Кельсе изучали отрывочные, часто загадочные записи Ютера Мэддока и ввели новую, упрощенную систему управления поместьем.

Каждое утро они совещались за завтраком — порой в полном согласии, иногда раздраженно и вспыльчиво. Шайне пришлось признаться самой себе, что, несмотря на ее инстинктивную привязанность к брату, она временами его недолюбливала. По причинам, ей не совсем понятным, Кельсе стал человеком придирчивым и черствым, лишенным чувства юмора. Несомненно, ему пришлось многое выстрадать, но замена руки и ноги протезами не слишком его беспокоила. На его месте Шайна никогда не позволила бы себе ежеминутно погружаться в тягостные размышления. Еще одна мысль приходила ей в голову: возможно, Кельсе в кого-то влюбился, но был отвергнут в связи с физическим недостатком.

Эта мысль почему-то вызывала у нее острое любопытство: кем могла быть таинственная пассия ее брата?

Общественная жизнь в поместьях была достаточно оживленной — устраивались домашние вечеринки и приемы, балы и празднества, даже «кару пришлых» (бледные подражания разгулу похоти, обжорства и прочих инстинктов, разряжавшему психическое напряжение ульдр). Кельсе признавал, что его редко привлекали подобные сборища. Поэтому, когда пришло письмо из Эллоры, приглашавшее обоих Мэддоков принять участие в круглосуточном пикнике на просторах этого прославившегося чудесами садоводства и флористики поместья, Шайна приняла приглашение — от своего имени и от имени брата.

На пикнике всем было легко и хорошо. Двести гостей бродили по парку площадью свыше двадцати гектаров, где уже больше двухсот лет семья Лиллиет с каждым поколением пополняла и улучшала достижения своих предков. Шайна от души флиртовала и веселилась, тем временем с интересом поглядывая на брата. Как она и ожидала, Кельсе, будучи всего лишь на два года старше Шайны, не предпринимал никаких попыток вступать в разговоры с молодежью, предпочитая держаться в компании немногих присутствующих помещиков старшего поколения.

Шайна возобновила немало старых знакомств. Ее подозрения начинали оправдываться — ей намекнули, и не раз, что девушки считали Кельсе слишком застенчивым и резким.

Отыскав Кельсе среди гостей, Шайна обронила: «Мне довелось услышать много лестных отзывов, и не о ком-нибудь, а о тебе. Только, наверное, передавать их тебе не следует. Задерешь нос пуще прежнего».

«Вряд ли», — пожал плечами Кельсе. Шайна восприняла ворчание брата как предложение продолжать беседу.

«Со мной говорила Зия Форрес. Она считает тебя в высшей степени привлекательным молодым человеком, но боится с тобой заговорить. Твоя склонность отпускать колкости общеизвестна».

«Я не так раздражителен, как могло бы показаться, и не тщеславен. Если ей так приспичило, Зия Форрес может поболтать со мной в любой момент».

«Похоже, тебя не слишком радуют ее комплименты».

Кельсе кисло усмехнулся: «Они довольно неожиданны».

«По меньшей мере, ты мог бы притвориться приятно удивленным — вместо того, чтобы кривиться, как будто тебе камень уронили на ногу».

«На какую ногу?»

«Ну хорошо, на голову».

«Честно говоря, меня занимают совсем другие вещи. Сообщают, что в Оланже происходит нечто новое. Раскрепостителям удалось наконец убедить Думу в необходимости издать однозначное распоряжение — направленное против нас, само собой».

Шайна помрачнела. Если бы только эти бесконечные занудные проблемы куда-нибудь исчезли — если бы о них можно было забыть хотя бы на время, хотя бы сегодня! Упавшим голосом она спросила: «Какое еще распоряжение?»

«Помещикам предписывается встретиться с советом племенных вождей. Мы должны отказаться от всяких притязаний на законное владение землей. Мы обязаны подтвердить, что право собственности принадлежит племенам, традиционно населяющим поместья. Нам оставляют усадьбу и четыре гектара окружающей земли. Кроме того, исключительно по усмотрению племенного совета и с его разрешения, мы можем подавать заявки на аренду других земель, но срок действия арендного договора не может быть дольше десяти лет, а площадь арендуемых земель не может превышать четырехсот гектаров».

«Могло быть и хуже, — легкомысленно отозвалась Шайна. — У нас могли бы отнять и право на владение усадьбой».

«Ни у кого еще ничего не отняли. Распоряжение — лишь слова, напечатанные на бумаге. Земля принадлежит нам, и мы никому ее не отдадим».

«Конфронтация непрактична».

«Непрактична пораженческая уступчивость. Мы объявили себя независимой политической и территориальной единицей, не подчиняющейся сцинтаррийской Думе. В Алуане Дума больше не располагает никакой властью — если у нее вообще когда-нибудь была какая-нибудь власть».

«Кельсе, действительность такова: население Сцинтарре составляет несколько миллионов человек. На территории упомянутой тобой „политической единицы“ проживают от силы несколько тысяч человек. Следовательно, Дума располагает вполне реальной властью. Нам придется подчиниться».