Виталий Владимиров - Колония

Уплыли чередой назад, к Москве, столбы вокзального перрона, вагон пересчитал колесами переплетения железнодорожных путей, протянулась глухая стена пакгауза с зияющим провалом ворот, поднялись откосы, пересеченные протоптанными тропинками, мелькнул аккуратно выложенный из беленых известью камешков лозунг "Счастливого пути!", и казалось вот-вот поезд вырвется из частокола городских построек в открытое настежь пространство, но еще долгое время к окну вагона подступали то щербатые плиты бетонной ограды какого-то завода, то скученные вокруг железнодорожных станций дома. Дмитрий Перов безучастно смотрел в одну точку, и его обмякшее тело, казалось, слилось с покачивающимся вагоном и мелко вздрагивало вместе с ним на стыках рельсов. Ряды темно-желтых, будто залитых подсолнечным маслом, лакированных скамеек, обращенных друг к другу, поначалу были плотно забиты пестрой толпой едущих за город, но постепенно вагон совсем опустел, и Дмитрий, как бы очнувшись, тоже вышел на окруженную березняком платформу. Электропоезд, зашипев, сомкнул створки зеленых дверей, коротко гуднул и скрылся за поворотом. Дмитрий, поколебавшись мгновение, пошел по плитам перрона по ходу поезда, спустился по короткому маршу бетонной лестницы на насыпь и перешел, перешагивая через тускло блестевшие полоски рельсов, на другую сторону, которая казалась лесистее. Но березняк быстро кончился, почти сразу за ним пристроился дачный поселок, и Перов миновал его по глинистой полуразъезженной дороге, которая длинным изгибом взбиралась на небольшой холм. С высоты его открылось широкое холстяное поле полегших овсов и темная полоса леса на горизонте. Пахнущий пылью пространства, разогретой землей и вянущей травой воздух был недвижен, и тишина небес звенела стрекотом кузнечиков и пением затерянного в высоте жаворонка. Наконец, поле кончилось, и Дмитрий свернул с дороги, запетлявшей по поросшей свежезеленым подлеском опушке, в глубь леса.

В густом глухом ельнике он встал на колени, подполз под стелющиеся развесистые лапы, лег спиной на сухую хвою и закрыл глаза.

Все.

В лесу раскрылись ночные цветы, и рыбы спали в темной воде, только в поле стояло одинокое дерево.

Дмитрий лежал, поджав колени под подбородок, под широкими лапами старой ели так долго, что постепенно совсем утратил ощущение собственного тела, которое стало частью земли, частью природы. Дмитрий слышал, как растет трава и оседает ночная роса, как вытягивают подземные воды корни деревьев. Хохотнул филин, схвативший добычу, шумно засопел и завозился в кустах еж, ветер взъерошил верхушки деревьев, и застонали, заскрипели стволы, осыпались ягоды и шишки и посеяли свои семена. Лес стоял, подняв вверх руки-ветви, и ждал восхода. В глубине космоса рождались и гасли звезды, их свет, пролетев сквозь бездну пространства, через тысячи лет достигал Земли, где каждое существо и растение росло, цвело и продолжало свой род мгновение за мгновением. Природа жаждала жизни, боролась за жизнь и вселенски равнодушна была к смерти Дмитрия, который сам отказался от дара жизни, лес хоронил его в своих недрах и тело его скоро станет добычей червей, насекомых, птиц и зверей...

Такой вот приснился, а потом написался почти в повесть рассказ после отпуска, после встреч и рассказов тех, кого судьба сделала участниками перестройки.

Глава двадцать девятая

Из холодной, по-сентябрьски промозглой Москвы мы опять вернулись в лето. За наше двухмесячное отсутствие прошел сезон дождей, омытая полупустыня утолила жажду, зазеленела, зацвела.

Днем было жарко, до тридцати пяти, но уже не ощущалось в атмосфере прежнего иссушающего безумия, а к вечеру веяло настоящей прохладой, да и проходящее время от времени грозы как бы разряжали высокое напряжение небес. Ганеш радовался нашему приезду, как ребенок, радовался подаркам, привезенным нами из Москвы.

Не успели явиться-разгрузиться, как ворвался Виталий Вехов, извините, что не мог приехать в аэропорт, разрешил нам только принять душ и переодеться и увез к себе в шоу-рум. Нас ждал царский обед из соседнего ресторана - Виталий жил пока один, Любаша и Денис должны были вернуться на днях.

Горы зелени, густой, как желе, суп, аппетитные жареные куры, пресные лепешки, который мы макали в острый соус, куски сочного шашлыка, люля-кебаб, ароматные танго, мороженое - да все это под стаканчик доброго виски со льдом... Москва казалась голодной губернией, где удачей считалась добытая пачка пельменей.

И город казался нам красивым, зеленым, с ровными, неразбитыми дорогами. Вместе с Виталием поездили по музеям, книжным развалам, заглянули в полюбившиеся эмпориумы, где купили себе две картины. На одной - город с крепостью, индуистскими храмами и мечетями, разноцветной толпой на улицах под раскаленно-желтым небом. Как память о жаре. Вторая - совсем небольшая, тоже с храмом вдали, куда спешат укрыться от грозы женщина в сари с ребенком за руку.

Я получил месячную зарплату, и мы с каким-то ощущением свободы разбогатевших людей покупали то розовое платье Елене, то красную майку с зеленым крокодильчиком на кармашке мне, то альбом Пикассо, то резную фигурку из сандалового дерева. Заходили, выбирали и покупали. Или возвращались на следующий день и меняли розовое на зеленое, добавляя еще и фиолетовое. Ко всем цветам Елениных нарядов подобрали бусы из фиолетовых аметистов, из темно-красных гранатов, из голубой бирюзы, из розовых кораллов, из изумрудного малахита.

И вливался в душу покой, уходили, как облака за горизонт, проблемы далекой Москвы, дети, квартира...

Ко мне на переговоры пришел молодой, стройный, симпатичный парень с застенчивой улыбкой, предложил свои услуги как адвокат и пригласил к себе домой на ужин. Вернее не к себе, а к дяде, который занимался бизнесом, связанным с народными промыслами. Звали парня Ричард, или попросту Ричи. Дядя Ричи оказался миллионером, богатым владельцем роскошной виллы в престижном зеленом и тихом районе, а дом его - настоящим музеем резных деревянных и каменных скульптур.

Мы провели вечер в приятной беседе с Дядей, сам Ричи скромно молчал. Говорили о вегетарианстве, тема сама собой возникла, потому что хозяин, естественно, вежливо осведомился, какой диеты мы придерживайся. Я выразил сомнение, что только растительной пищи достаточно для поддержания высокого жизненного тонуса, в ответ Дядя рассмеялся и указал на Ричи, который оказался вегетарианцем и обладателем черного пояса по каратэ.

Дядя привел изречение из священной книги вед: "Человек - то, что он ест". Подразумевалось, что питающийся только растительной субстанцией чист, поедающий же трупы животных не может быть таковых. Вспомнили, что долгожители Кавказа едят мясо лет до сорока, потом становятся травоедами.