Виталий Владимиров - Колония

мы вас очень ждем!

С таким тостом первым поднял бокал наш застольный поэт и бард Сергей Владимов.

- Ура!.. Горько!.. - закричали гости. Полный дом, еле усадили. Действительно, как на свадьбе. Только если свадьба вершится по отработанному веками ритуалу, то за нашим столом течение встречи поначалу замедлялось заводями молчаливых пауз, лишь попозже зашумел перекат мелких разговоров, зазвучали напутствия.

Запомнилось, как хорошо сказала Аленина подруга:

- Будь мудрой, как сова, и верной, как собака.

И подарила Ленке два брелочка - пучеглазую сову и желтого пу- делечка.

Достали гитару, пели, и растаял ледок отчуждения, и распустились узелки нервного напряжения, все-таки люди - хорошие, если бы не жизнь...

Глава девятая

Побаливала голова. Где же я вычитал эти строки: "Он проснулся тем утром, когда воздух казался сухим, а вода - вкусной." Это про меня и про то утро.

- Сегодня можешь получить служебные паспорта, я договорился, - порадовал меня кадровик. - Давай-ка твой серпастый, молоткастый. И супруги тоже.

Хотелось пить. Чего он тянет? Очки напялил, переворачивает лист за листом. Мой отложил, взялся за Ленкин, опять мой взял.

- А ведь тебе летом сорок пять исполнилось, - задумчиво протянул он. - Когда начали оформлять твои документы, помнишь, почти год назад, тебе еще не было сорока пяти, а теперь есть.

- Летит времечко, - с бессмысленной улыбкой подтвердил я.

- А вот тут, на последней страничке указано, что по достижении сорока пяти лет в паспорт должна быть вклеена новая фотография владельца. И супруге твоей скоро такая же процедура предстоит. Не дадут вам служебные паспорта, пока фотографии новые не вклеите, ясно? Так что ноги в руки и вперед.

Рукам было явно не до ног - налились свинцовой тяжестью.

А что делать, куда деваться?

Позвонил Алене, благо застал ее дома. Договорились, что встретимся у метро. Есть там фотоателье.

...Фотоаппарат с тусклым глазом объектива в окончании положенной набок ребристой пирамиды черной гармошки прикрыт тем ной накидкой и покоится на тяжелой треноге. Мы с Аленой стоим рядом с ним, софиты дежурного освещения высвечивают павильон фотоателье, стулья, выстроенные вдоль стены, большое тусклое зеркало в тяжелой раме и толстые плюшевые портьеры. Когда их раздергивают, то входящего в павильон как бы вталкивает поток пыльного света...

Я когда-то видел эту картинку, я был здесь, может быть во сне, может в другой жизни, но голова соображает туго.

- У нас к вам просьба, - объяснил я ситуацию стоящему за треногой.

Он поднял очки на залысины лба, бледное, отечное лицо, бледно-голубые глаза с белками в желтых прожилках. Выслушал с кривой усмешкой.

- А что я могу сделать, - развел руками. - Фотографировать на паспорт разрешено только определенным ателье, каким - не знаю, идите, ищите, у меня есть своя инструкция, как жить, и я никак не могу ее нарушать. Кроме того, есть сроки - три дня. Кто вам будет работать сверхурочно?

- Помогите, пожалуйста. Я оплачу. Можно без квитанции, только помогите.

Черт, были бы под рукой сувениры какие-нибудь.

- Нет, нет и нет... Хотя... Там телефон - звоните начальству, пусть дает разрешение, пусть торжествует равенство.

- Может быть вы и правы, инструкция создавалась на период обмена паспортов с целью избежать некачественного изображения владельца паспорта, - объяснил мне по телефону равнодушный женский голос.

- Но не я ее писала, не мне ее отменять. Извините, меня вызывают.

Я повесил трубку.

Вернулся в павильон.

- Она сказала, что инструкция устарела, она сказала, что я прав, сказала, что если вы согласны, то можно... в виде исключения...

Таким я и вышел на фотографии - с запавшими от головной боли глазами, загнанный, словно прожил не сорок пять, а все шестьдесят, таким и буду выглядеть навсегда для всех тех, в чьи руки попадет мой паспорт.

Повезло в другом - выкупил авиабилеты на понедельник. Ну, вот, а вы боялись, улыбнулась мне девушка в синем. Симпатичная...

Фото были готовы только вечером, и в паспортный стол отделения милиции я попал с утра в субботу.

Веселый красноносый майор Дудкин внимательно выслушал меня, закивал плешивой головой.

- Сейчас сделаем, какие тут проблемы - карточку вклеить, да штамп поставить. Клавдия Васильевна! - закричал он в другую комнату.

Молчание в ответ.

- Не отвечает, - удивленно посмотрел на меня Дудкин. - Придется самому идти... Это я мигом, вы обождите...

Вернулся он минут через пятнадцать-двадцать, красный, взъерошенный. Сел, отдуваясь:

- Вот ваш паспорт, держите крепче. А супруга пусть зайдет лично. Иначе не получается.

Вернулся домой, объяснил Алене, та поворчала, но собралась и уехала.

Прошел час.

Прошел другой.

Протянулся третий.

Лены не было.

Через четыре часа звонок в дверь. Ее звонок - длинный и короткий, как тире и точка. Наконец-то.

Вошла.

На вопросы не отвечала. Молча разделась, молча стянула сапоги, молча прошла на кухню, села на табуретку, уставилась в окно. Я стоял рядом с ней, растерянный.

Неожиданно лицо ее исказилось судорогой. Слезы градом.

Прорвало.

- Что я ей сделала? - захлебываясь, безутешно зарыдала она. Что-о-о?!

- Кому? Объясни толком.

Дудкин, веселый красноносый майор, ушел куда-то по делам, а Клавдия Васильевна, что из другой комнаты, взяла Аленин паспорт и тоже ушла. Алена просидела три часа, не зная, к кому обратиться. Наконец-то, явился Дудкин, совсем веселый, совсем красноносый. Клавдия Васильевна как в воду канула, и ключ от сейфа, где лежал заветный паспорт, канул с ней. Веселый Дудкин сказал, что теперь только в понедельник, если, конечно, Клавдия Васильевна явится на службу.

В понедельник в девять утра мы стояли у дверей паспортного стола.

Клавдия Васильевна пришла в четверть десятого. Бровью не повела в нашу сторону.

- Вот баба, - покрутил головой веселый красноносый майор Дудкин, отдавая паспорт Алене. - От зависти лопнуть готова, что некоторые заграницу ездят.

Не знаю, как Лена, но мною овладело полное равнодушие, не торопясь, с бессветным безразличием я съездил на работу, получил паспорта, аттестат, документы на оплату груза, просидел короткое застолье - Аленины и мои родители, Юля с Димой, мой Сережа, маленький Алешка.

И только когда подогнали такси к дому, когда вышли на улицу, где разыгралась настоящая метель, выл ветер и мать запричитала в голос, по-деревенски, ой, родные мои, ненаглядные, ой, сынок, кровиночка моя, ой, невестушка, светик мой, не увидимся мы больше никогда, прощайте навсегда, простите нас, не поминайте лихом, ой... - что-то дрогнуло у меня в душе, защемило сердце.

Прощай, мама, прощай, отец, прощайте, родные, прощайте, друзья, прощай, родная земля, простите нас...