По Москва-реке подошел и причалил к парапету буксир, думали, что с него высадится десант, но оказалось, что это речники присоединились к защитникам. Плотников перешел по мосту на другую сторону, где тоже была баррикада. Около нее группами стояли человек сто, от силы двести, потом появился бородач с мегафоном и все собрались вокруг него. - Штурм ожидается в три часа, - подтвердил бородач. - Танки идут по Минскому шоссе и скоро будут здесь. Для них эта баррикада не препятствие. Прошу вас не проявлять ненужного героизма, выражайте протест, беседуйте, если удастся, с солдатами. Они просто не понимают, что делают, а исполняют приказ. Если есть среди вас военные, то примите на себя командование, соберитесь в десятки, назначьте старших, чтобы все было организованно. Бородач опустил мегафон и ушел. Толпа, молча, понемногу разбрелась кто куда. Плотников прошел к гостинице "Украина", на которой вроде бы засели снайперы, и увидел вдоль здания в тени деревьев несколько "Жигулей", в которых по четверо сидели молодые парни в спортивных костюмах. Белый Дом стоял, освещенный огнями и прожекторами, и с этой стороны реки казался большим многопалубным кораблем. Куда несла его стихия народного волнения? Штурм откладывался до пяти, потом рассвело и где-то около шести загремели рок-ансамбли. Музыку Плотников слушать не стал, дошел до метро, вернулся домой, принял душ и приехал на работу. За своим рабочим столом, за которым он сидел и сейчас, Георгий Иванович написал заявление о выходе из Коммунистической партии Советского Союза и отнес его в партком. Секретаря не было, сидела какая-то дама из оргсектора, она равнодушно положила заявление Плотникова в какую-то папку. Георгий Иванович вспоминал и думал, что одно дело читать в книгах или смотреть в кинозале про бунт и смуту, другое дело быть их очевидцами и участниками. Почему же в первый день путча соотечественники равнодушно смолчали и спешили по своим делам под дулами танков? Страх? Нет, не испуг, а годами впитанная покорность раба Системе. Да и сам Плотников смолчал в ответ на телефонный звонок из райкома. Георгий Иванович вспоминал лица тех, кто пришел с ним к Белому Дому. В основном молодые, интеллигентные. Мы - не рабы. Рабы - не мы. И в то же время Плотников осознал воочию силу толпы, власть массы и ее опасность, если ей владеет идея. В годовщину тех событий организовали фестиваль "Виват, Россия!", громыхал "Рок на баррикадах", но Плотников, как и большинство защитников Белого Дома, не пошел на эту тусовку и менее всего был похож на Георгия-Победоносца, испытывая чувство глубокого разочарования. - Доехала я до станции, вышла на перрон, а облегчения не почувствовала, жарко, - продолжала свой монолог Вероника. - Лето нынешнее, сами знаете, как когда-то двадцать лет назад, когда торфяники под Москвой горели. Дачи у меня нет, вот и приспособилась ездить на Ленинские горы или их уже переименовали? По кольцу до Киевской, а там троллейбусом десять минут, полотенце расстелю и загораю. В стеклянную банку из-под кофе утром льда натолкаю, водой залью, бутерброды сделаю - мне на день и хватает. А надоест лежать, книжку читаю или по набережной гуляю. Купаться боюсь, река грязная, а мальчишкам ничего. И как-то, знаете, один из них дипломат вытащил со дна. Тяжеленный. Они его с парапета сбросили на камни, дипломат раскололся, как орех, а в нем камень большой, видно, специально положили, чтобы дипломат утопить. И что же в нем было? Неизвестно и непонятно. Известно и понятно, подумал Георгий Иванович - мафия, рекет, теневая экономика... - А в прошлое воскресенье навестила Коломенское, давно собиралась. По парку походила, под деревьями постояла, под дубами шестисотлетними, они энергией заряжают. Еще свадьба гуляла, невеста в белом на скамейке сидит, рядом выпивка, закуска, все благопристойно, только бутылки разбитые на газоне валяются. Господи, подумала я тогда, сотворил же ты красоту русской природы, наделил талантом, искрой своей божьей создателей храма Вознесения, как славно, что молодые сюда пришли, причастились, но зачем же гадить среди этого благолепия и неужели дети у них вырастут такие же? У Георгия Ивановича заныло слева под лопаткой. Сын. Не ладились у Георгия Ивановича отношения с Егором. Институт так и не закончил, бросил. После армии женился, сына родил, то есть внука Георгия Ивановича, в честь деда Георгием назвал, а через два года развелся. Живет с женщиной старше его вдвое, внука мать повидаться не дает. Егор слепил малое предприятие: клепает телефоны с определителем номера, но все на коленке, без... - Что же я совсем про сон забыла? - всплеснула руками Вероника и повернулась на стуле лицом к Георгию Ивановичу. - И чего тяну? От станции лесом шла, а в лесу одна я боюсь, хотя лес люблю. После городского грохота какая ясная радость послушать лесную тишину... А в лесу, и вправду, тихо. Как в могиле. И поняла я, что тихо от того, что лес мертвый. Птицы не поют, шмели не жужжат, ежики в траве не шуршат. Я чуть не бегом до вашего домика. Вошла, а за столом супруга ваша сидит. Помните, Георгий Иванович, как ваше пятидесятилетие на даче отмечали? А супруги не было. Вы сказали, что приболела она, а ведь неправду сказали, это видно было. Не обижайтесь, вы за мной сидите, а я спиной чувствую как плохо вам в последнее время, вздыхаете тяжело, сами того не замечая, вот и приснилось мне, что должна я вашу супругу убедить, поговорить с ней поженски, что вы людям все отдаете, что вы - кандидат технических наук и автор многих изобретений... Кандидат... Автор... Ученым Георгий Иванович себя не считал, а вот классным инженером - да. Если он загорался технической идеей, то уже не знал ни дня, ни ночи, пока не находил ее решения. Так, он сам, в одиночку, спроектировал и положил на чертежи косовалковый стан для проката высокопрочных материалов. В стане по технологическому циклу нуждалась линия производства опытного завода. Благодаря стану завод смог бы выпускать именно тот сортамент, который требовался военным и космосу, на что, собственно, и работали и КБ и завод. В процессе работы над проектом стана Георгий Иванович и сделал изобретения, которые позже были запатентованы за рубежом. Нет пророка в своем отечестве, проект долго мурыжили, просили доделать, переделать и в конце концов купили нечто подобное, но на порядок ниже за бугром, потому что это было связано с поездками начальства в зарубежные райские кущи. Сейчас, когда КБ было полупустым, когда завод был полумертв, ведущие специалисты ушли, кто в плавание по мутным водам "свободного" рынка, кто на фирмы, интерес к заводу со стороны заграничных гостей не падал, а, наоборот, возрастал. Георгия Ивановича приглашали на переговоры как специалиста, и за последние полгода-год перед ним прошла портретная галерея представителей Дальнего и Ближнего Зарубежья, как стало принято отделять ту же Украину от России. Лукавоглазый араб, прилично матерящийся по-русски, учился когда-то в Университете Дружбы народов имени Патриса Лумумбы, где недавно милиционер выстрелом убил студента и там начались волнения. Араб брезгливо кривил губы, ругая все советское, хвалил себя, торговался за каждую копейку, подписал контракт и исчез, как в воду канул. Южный кореец, маленький, энергичный, с портфелем разных предложений, ознакомился с потенциальными возможностями КБ и завода, пришел в восторг, привез делегацию госчиновников и представителей мощных концернов, долго бился над реализацией грандиозных проектов и в конце концов сделал заказ на небольшую партию алюминиевых слитков. Новоиспеченный израильтянин, тоже кандидат технических наук, выпускник Бауманского училища, натурализовавшись на земле своих очень далеких предков, поступил работать рядовым страховым агентом, убедил в необходимости иметь страховой полис кучу своих бывших соотечественников и получил премию - поездку за рубеж. Хоть в Штаты, хоть в Японию. Он выбрал СНГ. И также искал основу для прочного бизнеса с бывшей Родиной. Во время обеда он рассказал, что в Израиле есть круг очень богатых людей, в который никогда не прорваться, что для коренных израильтян иммигранты навсегда останутся "алимами" - чужестранцами, да и сам он себя ни в чем не ощущает человеком Запада. Плохо говорящий по-русски американец, семья которого увезла его из Союза еще четырнадцатилетним мальчишкой, пошел работать мусорщиком, первый свой телевизор и матрац нашел на свалке, а сейчас владелец брокерского места на Чикагской бирже, компаньоны-миллионеры и вот уже два года на разных уровнях - от предложений Российскому правительству до переговоров с директором лесопилки - пытается реализовать хоть один контракт официальным путем. Там и там он терпел неудачи, правительство вряд ли было способно решить частные задачи, не решив общей - о собственности, о земле, об иностранных инвестициях, а директор лесопилки просто не знал, что ему лично делать с долларами. Никак не тек животворный поток твердой валюты, способный воскресить умирающий завод, и было на то много причин. Налоги на экспорт, во всех цивилизованных странах сведенные до минимума, чтобы богатела страна от торговли с заморскими соседями, в России были столь высокими, что делали бессмысленными любые сделки, кроме незаконных. Держать валюту на российских счетах было не только невыгодно - опасно. Заморозив счета в Банке для внешней торговли, власти превратились в казнокрадов - официально ограбили инофирмы и десятки тысяч соотечественников, кому довелось поработать за рубежом. Если кореец чуть не падал в обморок от уродства нашей системы финансов, то "алим" из Израиля и "американец" хоть как-то воспринимали логику власть предержащих - нужна валюта, повышай налоги. Мучения корейца с бизнесом по-русски не закончились подписанием контракта. Выпили шампанского, получили сувениры, кореец уехал, а на утро оказалось, что производство слитков не запланировано, что за два дня работы в неделю завод просто не в состоянии выполнить дополнительный заказ, что рабочие в цехе, узнав про экспортный заказ, потребовали оплаты в валюте, что цены на энергоемкие материалы за неделю выросли вдвое и требуются большие затраты в рублях на выплавку металла, что контейнеры под отгрузку надо было заказывать чуть ли не за месяц до старта переговоров, что упаковки, соответствующей международным стандартам, на заводе не было отродясь, что выдержать требуемые размеры слитков разболтанное устаревшее оборудование не позволяло, что даже исчерпан лимит на объем экспортных лицензий, выданных заводу. Неужели, думал Георгий Иванович, ощущение счастья, благополучия, не личного, а общественного, когда смотришь на соотечественника с уважением и сознанием, что он, как и ты, работает в полную силу не только на себя, но и на Отечество, а значит, и на тебя, на детей твоих, неужели этого чувства не дано испытать россиянину? В семнадцатом году была "красная" развилка и человечество пошло двумя путями: мы и они. Они также говорят - мы и они. Одни, преодолев экономические кризисы, создали общество благополучия, но в борьбе с другими. Технический прогресс бурно развивался, потому что огромная часть человечества, в том числе и КБ, и завод, и Георгий Иванович работали над созданием оружия, которое, слава Богу, не нашло своего полного применения, но которое надо было постоянно обновлять, и если остановить этот круговорот, то мир завалят жратвой, барахлом и видаками. И ждет ли нас "желтая" развилка Китая, "черная" развилка Африки, а может "зеленая" развилка ислама? Георгий Иванович вроде бы бессвязно вспомнил, как беременная дочь высокопоставленного начальника, по блату устроенная к ним в КБ, вернулась зачем-то во время обеденного перерыва на рабочее место, увидела голого волосатого мужика, сидящего на столе и играющего на дудочке, и чуть не родила. Оказалось, что м.н.с. младший научный сотрудник - "мало нужный сотрудник" Гоша Пташкин увлекся кришнаитством и отправлял в обеденный перерыв свои религиозные обряды. Разразился скандал, результатом которого был приказ по КБ, подписанный заместителем директора по общим вопросам, о запрещении всех разновидностей индуистской религии. Такое могло произойти только в обществе, идущем в тупик, разве это неясно? Какой там ясно, если причисляющий себя к "шестидесятникам" Георгий Иванович ходил в пятьдесят девятом году на большую выставку США в Сокольниках, видел, как советская толпа бродила по павильонам, как по ВДНХ - выставке достижений "нарядного" хозяйства, как в фильме "Свинарка и пастух", как пили до одури и отрыжки бесплатную пепси-колу, отплевываясь и хая напиток, за бутылочку которого сейчас выкладывают тридцатку, как фотографировались, гримасничая, под руку со скульптурой мощной женщины - символом плодородия. Видел и не видел главного. Двадцатилетнему Жорке казалось, что нет ничего особенного в стандартных американских коттеджах, пятидесятитрехлетний Георгий Иванович мог только мечтать о дешевом разумно спланированном загородном доме, а не сколоченной из подручных материалов даче. Жорка смеялся над дуракамиамериканцами, издавшими том кратких биографий депутатов Верховного Совета СССР, всех этих знатных доярок, хлеборобов и сталеваров, а Георгий Иванович понимал, что с точки зрения цивилизованного человека, живущего в правовом государстве, это были биографии людей, избранных народом в парламент, которым народ доверил свою судьбу. До Жорки так и не дошло, что павильон цветного телевидения, стандартный коттедж и автомобили уже тогда были рутинным бытом шедших по другому пути. "Американец" после двух рюмок водки хаял буржуазную Америку, говорил, поймите, чем больше демократии, тем больше бездельников, нахлебников и захребетников, система социальных благ хороша и близка к идеалам социальной утопии в маленьких странах, таких как Швеция, Голландия, Дания, в Штатах же она приводит к тому, что четырнадцатилетняя девочка из черного квартала становится матерью-героиней и безбедно существует, а десять ее отпрысков становятся в ряды мощного резерва армии наркоманов, гангстеров и проституток. Деньги, говорил "американец", с деньгами в Штатах вы можете реализовать любую свою фантазию, свою мечту, себя. Не те деньги, что в понимании совкового россиянина чуть ли не предел мечтаний - на машину, технику, дачу, барахло и жратву, а деньги серьезные, большие. Настоящие деньги. А Георгий Иванович думал, сколько еще лет и какими кривыми путями нищая богатая Россия будет добираться до первого уровня насыщения полок магазинов товарами и продуктами. Недавно на заводе украли пять тонн никеля, вывезли среди бела дня и с концами, ищи ветра в поле. По самым грубым подсчетам миллион наличными. Георгий Иванович по случаю попал на день рождения дружка начальника цеха, откуда увели никель. В разгаре застолья они вышли на балкон перекурить и начальник поделился, видно, переполняло его: - Нравится мне нынче жить. Дом - полная чаша, техникой упакован, две тачки - и "Жигули", и "Нива". Прикупил недавно три гектара под Москвой. Неофициально, конечно, через своих людей. Заведу хозяйство, развернусь, эх... - Рекетиров не боишься? - опасаясь за некомпетентность своего вопроса, спросил Георгий Иванович. - Каких? - всерьез оценил ситуацию начальник цеха. - Алкашей местных я всегда подкармливаю, они за меня и в огонь, и в воду, даже приятно. Конечно, проколы бывают, недавно принесли пачку купюр по штуке, проверил, трех не хватает... Весной супруга затащила Георгия Ивановича в театр. Давали "Игрока" Достоевского. Спектакль начинался с рассуждений россиянина на заграничном курорте о загадочной русской душе. Герой словесно куражился над немцем-скопидомом, из поколения в поколение множившим свой капитал, и восхищался загульными русскими аристократами, способными в одну ночь спустить целое состояние. И вдруг Георгий Иванович осознал, что никакой загадки нет, что веками житель этой земли, земли огромной, щедро наделенной богатыми недрами, черноземом, лесом, рыбой и птицей, не был ее настоящим хозяином. Холоп при боярине, крепостной при барине, беспаспортный при Сталине. Ох, как верно сказал Пуришкевич, убийца Гришки Распутина, что удивительно создан русский человек, средний русский человек, делающий историю России, он никогда не может добиться положительных результатов, предпринимая что-либо, ибо всего ему мало и он вечно вдается в крайности. В России нет лучшего способа провалить какое-нибудь дело, прочно и хорошо поставленное и твердо обоснованное, как предложить нечто большее, чем намечено к осуществлению. Толпа, и даже не простая, а интеллигентная толпа, непременно ухватится за "благодетеля", внесшего свой корректив в разумное, осуществимое, но в сравнительно скромное предложение, и все пойдет к черту... - ... сумела я убедить вашу супругу, расплакалась она по-бабьи, в голос, и увидела я, как ей одиноко, - говорила не на шутку взволнованная Вероника. Так то же одиночество вдвоем, с острой грустью подумал Георгий Иванович. Даже одиночество с годами становится иным. В юности - сладкое одиночество в ожидании любви, в старости - горькое одиночество в ожидании смерти. Жизнь поехала под горку и чем дальше, тем стремительнее - не зовут же Плотникова, несмотря на все регалии и репутацию, во вновь возникшие фирмы - пятьдесят три это поздно. Человек умирает не единожды. Когда перестает биться сердце, человек жив еще в памяти близких и друзей, уйдут они, еще остается в делах своих, тех же чертежах косовалкового стана и изобретениях. Как-то к Плотникову, как к секретарю парткома, пришла вдова недавно усопшего сослуживца. Она принесла несколько пожелтевших тетрадок и сказала, что это архив мужа. Дневниковые записи... Стихи... Одно запомнилось...
Читать дальше
