Ирина Ванка - Секториум

Без особенного энтузиазма Миша отжался от грядки.

— Дано, — объявила Алена, — куча сигов в кабинете у шефа. Вчера их не было. Сегодня они возвращаются на Блазу. Никто из наших, включая Адама, понятия не имеет, почему. Что думаешь?

— Элементарно, Ватсон! Толпа родственников перлась мимо, решила навестить, — ответил наш аналитический центр и дернулся назад к конопле, но был остановлен.

— С каких это пор бэта-сиги нам родственники?

Миша скроил гримасу и указал пальцем в сторону кухни, где Адам варил кофе.

— Он действительно ничего не знает, — подтвердила Алена.

— Врет.

— Когда врет, я вижу.

Миша задумался, а затем отряхнул колени, вымыл в бассейне руки и пошел к лифту.

— Куда?

— Поглядеть, — ответил он.

Мы остались в прихожей. Ждать долго не пришлось.

— Они были у шефа в кабинете? — уточнил Миша по возвращении. — Ерунда. Я обыскал весь офис — мертвая зона.

— Ира, ты видела их? — спросила Алена.

— Точно, видела.

— Это была не галлюцинация, как ты считаешь?

— Что же я бэтов от галлюцинации не отличу? Их там было штук пять в «вакуумной упаковке».

— Я их узнала по воротникам, — уточнила Алена. — У Кольца служба безопасности в таких же воротниках ходит.

— Уй, ё… — схватился за голову Миша и пошел на кухню к Адаму, но их разговор, похоже, новостей не принес.

— Я туда не заглядывал, — признался Адам. — Что это может означать, не представляю. Шеф обычно не скрывает от нас гостей.

— А ты их видел? — спросил Миша ползающего вокруг Имо, но мой неболтливый сын и на этот раз промолчал. — Если они смылись только что, сделаем финт ушами, — придумал Миша и взялся за телефон. — Звякнем на Луну. Зря я, что ли связь ставил? Клянусь, от неожиданности, шеф схватит трубку. — Так и случилось. — Вега! Привет еще раз, — обрадовался Миша. — Пардон, если не вовремя, но у нас тут общественность разволновалась. Что за гости были у тебя двадцать минут назад, объясни, пожалуйста? Ага… — сказал Миша, выслушивая ответ. — Да, да… понятно… Хорошо, я все понял. Да, все понятно. Ладно, извини, что… ага… договорились. Ну, все…

— Ну? — спросила Алена раньше, чем Миша положил трубку.

— Ну… — передразнил Миша.

— Что он сказал?

— Кто сказал?

— Что сказал шеф? Говори, не придуривайся.

— А что сказал шеф?

— Я тебе сейчас врежу!

— Врежь! Все равно, при женщинах я матом не ругаюсь! — заявил Миша.

— Мишкин, кончай!!!

— Что Мишкин? Что сразу Мишкин? Он не сказал ни одного цензурного слова!

— Ты можешь изложить смысл хотя бы в общих чертах, черт тебя возьми?!

— Могу, — согласился Миша.

— Ну, так излагай, пока я тебя не задушила!!!

— Он сказал…

— Что сказал?

— …что Кролик со своими бестактными вопросами скоро прогуляется на три буквы, а мы — составим ему компанию. Тебе уточнить маршрут?

Страсти улеглись, но вопросы остались. Со временем, они переросли в проблему на почве ущемленного Алениного самолюбия. Миша не кололся. Шеф не отвечал на позывные. О месте его пребывания нетрудно было догадаться, но достать его оттуда не представлялось возможным. Неизвестность сильно портила жизнь Алене, а Алена, соответственно, портила жизнь нам:

— Ты же говорил с ним минуту, — злилась она на Мишу. — Хоть что-нибудь он должен был сказать по существу?

Успокоить ее не мог никто, даже интенсивная работа в разгар летней сессии. Она злилась на студентов, устраивала им взбучки на экзаменах, а вечером снова звонила нам.

— Сама посуди, — говорила она мне, — что им здесь делать? Наверняка, они приезжали за Имо! Помнишь, как шеф на тебя наехал с Лого-школой? Туда конкурс как в МГИМО, только среди блатных! Если они приглашают сами — это нонсенс! Это ни в какие ворота… Надо его прятать, пока не поздно.

Следующей ночью я не смогла уснуть, а утром взяла сонного Имку на руки и пошла к Мише. Ничего успокаивающего он не сказал. Последний разговор с шефом остался тайной, в том числе, для меня. Но с того дня большую часть суток Миша просиживал у пульта слежения за радарами. Он стал чаще спотыкаться об пороги, реже оборачиваться на красивых женщин, и вообще, вызывал подозрение не только у Алены. Если бы мы точно знали, чего бояться, было бы спокойнее, но Миша стоял на своем: ничего интересного в тот день шеф не сказал. Сказал, что надо вести себя аккуратнее, задавать меньше вопросов и не совать нос в чужие разговоры. Зато Мишин разговор с Палычем состоялся при мне, что называется, в открытом эфире:

— Как поживаешь, Олег? — спросил Миша и, выслушав жалобы на плохую погоду, перешел к сути. — Есть основание подозревать, что у Кролика опять едет крыша. Имей в виду. Ей бы отлежаться на больничном и попить лекарства, ты знаешь, какого… Иначе, я за себя не ручаюсь. Да! Конечно… Спасибо, Олег. Я надеюсь… Всего хорошего!

— Ты уверен? — спросила я, когда разговор закончился.

— Чтобы сиги свалились сюда из-за макаки? — Миша указал пальцем на Имо, спящего на краешке кровати. — Не смеши… Он им нужен, как Индеру анализ мочи австралийского аборигена, чисто для экзотического разнообразия. Никто за ним сюда не полезет. Нашла сокровище… — но, чуть поразмыслив, добавил. — А вообще, у Кролика иногда бывают не тупые идеи. Хорошо бы иметь место, где его спрятать. У тебя есть какие-нибудь друзья… подальше отсюда?

— Кроме Секториума у меня никого нет, — ответила я.

Моя «макака», тем временем, освоилась. Он понимал все, но реагировал, как прежде, по личному усмотрению. Он не пытался говорить, не имел необходимости контакта с внешним миром, самостоятельные действия предпочитал любому мудрому руководству. Он освоил холодильник, краны, замки, кнопки на панели лифта, он знал дорогу до парка и магазина, безошибочно определял троллейбус, на котором мы иногда подъезжали до рынка, видел номера за километр и никогда не путал, несмотря на то, что Миша с трудом объяснил ему цифры. Имо не боялся ни машин, ни собак, ни посторонних людей. Он сразу поехал на двухколесном велосипеде и ни разу не упал с него. Ему ужасно нравилось кататься на мотоцикле, сидя на плечах у Володи. Тогда я испугалась, потому что вспомнила: ребенок-флионер может себе позволить не бояться травм, но я не могла развивать в нем это ценное качество. Его храбрость и так была ненормальной для человека, а ловкость — сродни обезьяньей.

Когда Имо повадился лазать по металлическому каркасу зимнего сада, я поняла, что бороться с этим бесполезно. Его брат лазал по отвесным скалам и прыгал в пропасть на ветряные потоки. Я надеялась, что однажды меня перестанет это шокировать. Но, ей-богу, на самой чудовищной высоте я боялась за ребенка меньше, чем в детской песочнице. Боялась не за него, а за чужих детей, которые могут полезть следом за Имо на дерево или получить переломом черепа в невинной потасовке. После каждого выхода в парк я благодарила бога, и в модуле позволяла детенышу флионера исполнять любые акробатические номера. Все равно запретить ему было невозможно. Индер подвесил к потолку сада канат, и «макака» раскачивалась над макушками деревьев, пугая до смерти дядю Мишу. Первый раз, увидев это зрелище, Миша схватился за сердце.