Ирина Ванка - Секториум

— Все чисто, — отвечал шеф, и я благодарила небо за то, что жива.

Зимний сад разрастался вверх и вширь. Миша поставил в зарослях беседку, и мы просиживали в ней часами. Адам прятался от кого-то наверху, поэтому часто баловал нас своим обществом. Индер неделями не выходил из лаборатории, Вега пропал, и только Алена трудилась за весь коллектив, прибавляя к своим безразмерным суткам новые дополнительные часы. Когда в одно прекрасное утро Адам сообщил, что Алена в психушке, никто не удивился.

— Никого видеть не желает, — предположила я. — Кидается табуретками, но ехать все равно надо, так что собирайтесь. Вечером будем чаевничать.

— Не угадала, — ответил Адам. — Она хочет видеть тебя. Так что собирайся, а мы с Михаилом почаевничаем.

Он выложил на стол кусок французской ветчины, и вручил мне сумку со всем оставшимся содержимым: пачкой дискет, долларами, скрученными трубочкой, пеналом с болтами, все, что требовалось передать Алене в больницу.

— Пожалел бы больную девушку! — возмутилась я. — Бегать с дрелью по Кащенко!

— Обижаешь! — Адам продемонстрировал мне содержимое пенала. — Новая модификация. Называется «гвоздь». Можно забивать молотком, объектив крепкий.

— Бегать по Кащенко с молотком, это ж совсем другое дело! — добавил Миша, нагружая толстый кусок ветчины на хлеб.

— Ладно вам, — сказал Адам, — девушка там работает. А вы тут прохлаждаетесь.

Библиотечный аванс целиком ушел на приобретение кофе. Володя встретил меня в гараже, снабдил транспортом и объяснил дорогу. На его разрисованном «болиде» я кое-как докатилась до больницы. На стоянке возле административного корпуса возвышался черный Аленин джип, возле него скромно приютилась «Волга» главврача. Я поняла, что попала по нужному адресу, но не успела причалить, как бритый охранник ткнул в капот антенной радиотелефона.

— Э!.. Отъезжай. Здесь не паркуются, ясно?

— Почему? — удивилась я.

— Я сказал, нельзя. Ясно?

— А где можно?

Он махнул телефоном в неопределенном направлении и приложил аппарат к уху. Охранник был занят серьезным делом: охраной стоянки от желающих на ней парковаться. Ему некогда было отвечать на вопросы.

До разрешенной стоянки пришлось два раза обогнуть квартал, но когда я вернулась к больнице, вежливая медсестра проводила меня до самой палаты. Алена одиноко стояла у окна. Перед ней на подоконнике была развернута плантация кактусов. Больничную кровать устилали журналы. Тумба была заставлена пакетами из-под соков. На полу возвышалась кипа бумаг. Медсестра закрыла за мной дверь.

— Да… — произнесла Алена, не оборачиваясь. — Трудно тебе будет жить.

Окно выходило как раз на «запретную» автостоянку. Я приготовилась слушать нотацию. Если Алена начинала учить меня жить, значит, настроение у нее отвратительное. А если настроение у Алены отвратительно, лучшее, что можно сделать, это переждать, чтобы не испортить его еще больше.

— Трудно… — повторила она. — Что-то надо делать с твоим характером. Нельзя быть такой размазней.

— Мне надо было полезть драться с этим лысым товарищем? Это глупо. Я считаю, что кучу дерьма лучше обойти…

— Дерьмо надо уметь переступать, — заявила она. — Дерьмо не должно влиять на твои планы. Если возьмешь за правило обходить каждую кучу, никакого прогресса не будет.

— Будем считать, что куча попалась слишком высокая, и закончим этот разговор.

— Нет, не закончим, — она наконец-таки повернулась ко мне лицом. — Если есть характер, высота кучи значения не имеет. Над твоим характером нужно работать.

— Хорошо, — согласилась я, и стала распаковывать сумку.

— Нет, не хорошо! С твоей патологической склонностью к конформизму везде и во всем, ты никогда не будешь иметь достойной работы. Уйдешь на пенсию в должности младшего библиотекаря. Ты об этом мечтала со школьных лет?

— Ладно, как я должна была поступить?

— Во-первых, — начала Алена, и приняла позу, в которой обычно наставляла студентов, — никогда не останавливайся, если видишь, что тебе навстречу плывет говно. Тем более не вздумай шарахаться… это гарантия, что говно потянется за тобой. Делай то, что считаешь нужным. Ставишь машину — ставь. Нечего удирать. Подошел — достала зеленую бумажку… Или шеф тебе денег не оставил?

— Сколько же ты ему сунула?

Алена тяжело вздохнула и отвернулась.

— Похоже, сотню, — призналась она. — Больно ревностно он стережет мой «вездеход».

— Надо глядеть, что суешь…

Она вздохнула и, как ни странно, промолчала.

— Кстати, Адам передал тебе несколько зеленых бумажек. Если ты вдруг еще раз захочешь впереться на служебную стоянку… — Алена не отреагировала, — и гвоздей. Тут еще чистые дискеты, журналы из твоей почты, кассета из автоответчика…

— Ты в курсе, что Адама опять разыскивает милиция?

— Что случилось?

— Не знаю. К Вовке следователь приходил. Из Минской прокуратуры, между прочим. Не иначе как пупок нашелся. На твоем заборе висел.

— Не может быть. Я давно их выставила с участка. Там теперь просматривается каждый метр. После того, как соседи на них пожаловались, я приняла меры.

— Меры? — Алена вскипела от возмущения. — Меры против Мишкина и Адама? Ты первый день знакома с этой шайкой маньяков?

— Хорошо, я лично буду подниматься наверх каждые два часа.

— Каждые тридцать минут! — строго сказала она. — И еще, всю следящую аппаратуру, которую они навесили, отправь в свою вакуумную урну. Уничтожь, пока они не превратили твою халупу в публичный дом. Нет, — Алена всплеснула руками, — твоя наивность иногда умиляет!

— Здесь кусок ветчины, которую они не успели сожрать, — продолжила я разбор сумки, — варенье абрикосовое, кофе…

— Кофе! — воспрянула духом она. — Вот что мы сейчас с тобой сделаем, так это врежем кофе! — и вынула из-под матраса кипятильник.

У меня мороз пробежал по коже. То ли от предвкушения Алениного фирменного напитка, то ли от вертепа, который сейчас наверняка имеет место быть на территории моего хозяйства. Уж больно загадочное выражение лица было у Миши, когда я изымала ветчину. Не отпустил бы он меня с ветчиной кататься по Москве на машине, если бы не имел серьезную причину от меня отделаться.

— Знаешь, у меня в последние дни дурацкое предчувствие, — пожаловалась я. — Мне постоянно мерещится Птицелов.

— Значит, явится, — ответила она.

— Сюда?

— А куда же? Шеф поклялся, что не выпустит тебя больше. Пусть явится. Это шанс решить твою дерьмовую проблему.

— Что же мне делать?

— Ждать. Пока Птицелов до тебя не доберется, ничто не сдвинется с мертвой точки.

— Хотелось бы знать, куда оно сдвинется, а то может быть и не надо.

— Ни скажи. В твоей ситуации, куда бы ни сдвинулось, все лучше. Очень хорошо, что он тебе мерещится. Между вами есть связь, значит, не зря тебя таскали по циркам.