Жюль Верн - Том 3. Дети капитана Гранта

— Надвигается гроза, — заметил Паганель.

— Ты не боишься грома? — спросил Гленарван мальчика.

— О сэр! — ответил Роберт.

— Тем лучше, потому что гроза приближается.

— И очень сильная, если судить по небу, — добавил Паганель.

— Меня беспокоит не гроза, — продолжал Гленарван, — а ливень, который сопровождает ее. Нас промочит до костей. Что бы вы ни говорили, Паганель, а гнездом человек довольствоваться не может, и вы скоро сами в этом убедитесь.

— О, относясь философски…

— Философия не помешает вам промокнуть.

— Нет, конечно, но она согревает.

— Однако давайте спустимся к нашим друзьям, — сказал Гленарван, — и посоветуем им, вооружившись философией, как можно плотнее завернуться в пончо, а главное, запастись терпением, ибо оно нам понадобится.

Гленарван в последний раз окинул взором грозное небо, которое целиком уже заволокли густые черные тучи; лишь на западе неясная полоса чуть светилась сумеречным светом. Вода потемнела, напоминая огромную тучу, готовую слиться с нависшим вдали густым туманом. Ничего не было видно. Ни проблеска света, ни звука. Тишина была столь же глубокой, как и темнота.

— Спустимся, — повторил Гленарван, — скоро разразится гроза.

Все трое соскользнули по гладким веткам вниз и были очень удивлены, очутившись в каком–то своеобразном полусвете. Он исходил от несметного количества светящихся точек, носившихся с жужжаньем над водой.

— Что это, фосфоресценция? — спросил Гленарван географа.

— Нет, — ответил тот, — это светляки, живые и недорогие алмазы, из которых дамы Буэнос—Айреса делают себе прекрасные уборы.

— Как! Эти летающие искры — насекомые? — воскликнул Роберт.

— Да, мой милый.

Роберт поймал одного из светляков. Паганель не ошибся — это было насекомое, похожее на крупного шмеля, с дюйм длиной. Индейцы зовут его туко–туко. Это удивительное жесткокрылое насекомое излучает свет двумя пятнами, которые находятся на его нагрудном щитке. Их довольно яркий свет дает возможность читать даже в темноте.

Паганель поднес насекомое к своим часам и смог разглядеть, что было десять часов вечера.

Гленарван, подойдя к майору и трем морякам, стал отдавать распоряжения на ночь. Нужно было приготовиться к сильной грозе. После первых раскатов грома, без сомнения, забушует ураган и омбу начнет сильно раскачивать. Поэтому каждому предложено было покрепче привязать себя к доставшейся ему кровати из ветвей. Если нельзя было избежать потоков с неба, то во всяком случае следовало уберечься от вод земных и не упасть в бурный поток, разбивавшийся о подножие дерева.

Все пожелали друг другу спокойной ночи, не очень на это надеясь, и каждый, скользнув на свое воздушное ложе, завернулся в пончо и постарался уснуть.

Но приближение грозных явлений природы вызывает во всяком живом существе какую–то смутную тревогу, побороть которую не могут даже самые сильные. Постояльцы омбу, взволнованные, угнетенные, не могли сомкнуть глаз, и в одиннадцать часов первый отдаленный раскат грома застал всех еще бодрствующими. Гленарван пробрался на самый конец горизонтальной ветви и глянул сквозь гущу листвы.

Даль темного неба уже прорезали быстрые блестящие молнии, отчетливо отражаясь в водах разлившейся реки. Молнии бесшумно разрывали тучи, словно мягкую, пушистую ткань.

Оглядев небо, тонувшее во мраке до самого горизонта, Гленарван вернулся обратно.

— Ну, что скажете, Гленарван? — спросил Паганель.

— Скажу, что начало, друзья мои, не плохое, если так пойдет дальше, то буря будет страшная.

— Тем лучше! — воскликнул энтузиаст Паганель. — Поскольку избежать этого зрелища нельзя, то пусть оно будет по крайней мере красиво.

— Еще одна ваша новая теория, которая тоже рассыплется с треском, — заметил майор.

— Одна из лучших моих теорий, Мак—Наббс! Я согласен с Гленарваном — гроза будет великолепная. Только что, когда я пытался уснуть, мне припомнилось несколько случаев, обнадеживших меня на этот счет, ведь мы находимся сейчас в царстве великих электрических гроз. Я где–то читал, будто в тысяча семьсот девяносто третьем году именно здесь, в провинции Буэнос—Айрес, во время одной грозы молния ударила тридцать семь раз подряд! А мой коллега Мартин де Мусси, будучи в этих же местах, наблюдал раскат грома, который длился пятьдесят пять минут без перерыва.

— Наблюдал с часами в руках? — спросил майор.

— С часами в руках. Что особенно могло бы встревожить меня, — прибавил Паганель, — так это мысль, что на всей равнине единственным возвышенным пунктом является омбу, на котором мы находимся. Здесь был бы очень кстати громоотвод, ибо из всех деревьев пампы именно к омбу молния питает особую слабость. А кстати, вам небезызвестно, друзья мои, что ученые не советуют укрываться во время грозы под деревьями.

— Я бы не сказал, что их совет уместен, — заявил майор.

— Право, Паганель, нельзя сказать, что вы удачно выбрали момент, сообщая нам эти успокоительные сведения, — прибавил иронически Гленарван.

— Ба! В любое время полезно приобретать знания, — отозвался Паганель. — Ну вот! Начинается.

Раскаты грома прервали этот несвоевременный разговор. Их сила нарастала, звук повышался. Они приближались, переходя из низких тонов в средние (если заимствовать это очень подходящее сравнение из музыки). Вскоре они стали резкими, заставляя с быстротой качающегося маятника вибрировать воздушные волны. Все пространство пылало. Среди этого огня невозможно было определить, какая именно электрическая искра вызывает эти нескончаемые раскаты грома, которые, перекатываясь, уходили в бесконечную глубь неба.

Непрерывно сверкавшие молнии принимали самые разнообразные формы. Одни, падая перпендикулярно, по пять–шесть раз ударяли все в одно и то же место. Другие представляли бы огромный интерес для ученого, ибо если Араго (как об этом свидетельствуют его интересные подсчеты) только дважды видел раздвоенную, вилообразную молнию, то здесь их можно было наблюдать сотнями. Некоторые, бесконечно разветвляясь, загорались, рассыпаясь коралловидными завитками, создавая на темном небесном своде причудливые световые эффекты. Вскоре по всему небу от востока до севера протянулась фосфорическая, ярко светящаяся полоса. Постепенно зарево охватило весь горизонт, воспламеняя тучи, словно горючее вещество, и, отраженное зеркалом вод, породило необъятный огненный круг, центром которого являлся омбу.

Гленарван и его спутники молча наблюдали грозное зрелище, разговаривать было немыслимо. Лучи белого, точно призрачного света озаряли на мгновение то невозмутимое лицо майора, то оживленное любопытством лицо Паганеля, то энергичные черты лица Гленарвана, то растерянное личико Роберта, то беспечные физиономии матросов.