Игорь Забелин - Пояс жизни

Виктор припомнил, что читал об этом, но всегда старался побыстрее пробежать страницы, посвященные Земле, потому что всеми помыслами своими стремился в космос... Он и сейчас не совсем понимал Батыгина. Земля Землею, и все-таки...

Батыгин, пройдясь по кабинету, остановился перед ним.

- Ученые долго не улавливали философского, мировоззренческого значения такой постановки вопроса... Как бы тебе растолковать это?.. Видишь ли, после Коперника наука стала рассматривать Землю как рядовую планету - всем это сейчас известно. Но я хочу обратить твое внимание на другое. Исторически в естествознании утвердилась несколько односторонняя тенденция: Землю изучали на общекосмическом фоне, а знания о Земле очень робко распространяли на соседние планеты. Между тем если Земля - небесное тело в ряду других небесных тел, то наши знания о ней имеют не только "местное", но и космическое значение - они необходимы для правильного понимания природы иных планет. Вот почему земные науки начали наступление на космос еще в пятидесятых годах нашего века, и в этом я усматриваю завершение переворота в естествознании, начатого Коперником... Впрочем, ты еще сам во всем этом разберешься, если сумеешь стать астрогеографом. Идем в мастерские.

Батыгин и Виктор пересекли двор и вошли в огромное здание под стеклянной крышей, похожее на цех крупного машиностроительного завода. И каркасы и части машин тоже на первый взгляд были обычны, но Виктор почувствовал, как суматошно заколотилось сердце от волнения. Это было то, что покинет Землю и улетит в космические пространства!

- Радиоуправляемая астролаборатория - "звездоход", - сказал Батыгин. Попробуем посадить ее на Марс. Если она благополучно там опустится, мы сможем с Земли управлять ею: звездоход отправится в путешествие по Марсу, а размещенная в нем аппаратура передаст изображения сюда, и мы увидим марсианские пейзажи на экране. Лично я не верю, что на Марсе обитают существа, подобные человеку, но поскольку отсутствие их не доказано пришлось предусмотреть вероятную встречу с ними. Мы снабдим лабораторию специальной аппаратурой для установления контакта с марсианами: манипулятором, способным повторять движение человеческой руки, радиотелефонными аппаратами... Кроме того, в лаборатории будет помещено большое количество самопишущих приборов; они, во-первых, сразу же начнут передавать на Землю сведения о температуре, давлении, влажности воздуха, силе и направлении ветра, а во-вторых, сведения эти будут фиксироваться в самой лаборатории на лентах. Когда Марс и Земля разойдутся в мировом пространстве, мы едва ли сможем принимать сигналы - слишком велико будет расстояние; зато когда люди высадятся на Марсе, в их распоряжении окажутся многолетние наблюдения... А теперь пойдем в следующий цех, где строят звездолет, рассчитанный на довольно большой экипаж...

Они миновали еще один двор и вошли в цех, по размерам значительно превосходящий первый. Мимо Батыгина и Виктора, вынырнув откуда-то из-за строений, пробежал автокар с несколькими открытыми платформами. В глубине цеха, на стапелях, Виктор увидел сигарообразный, сделанный из титановых сплавов корпус звездного корабля. Над звездолетом двигался мостовой кран. Игрушечные по сравнению со звездолетом башенные краны что-то подавали наверх, в открытые люки. С разных сторон к звездолету тянулись тончайшие черные нити проводов.

- Вот, полюбуйся, - сказал Батыгин.

Виктор стоял, запрокинув голову, не в силах оторвать взгляд от звездолета. Батыгин с усмешкой наблюдал за ним, но потом сам посмотрел на звездолет и на время забыл о Викторе. Батыгин думал о звездолете каждый день, каждый час, он координировал работу десятков научно-исследовательских институтов, поддерживал связь с десятками заводов. Он по памяти мог бы сказать, какие детали присланы из Омска или Новосибирска, Курска или Ленинграда, Харькова или Рязани... Но сейчас, взглянув на почти законченный звездолет, он вдруг поразился свершившимся чудом. Ведь стоящий перед ними на стапелях летательный аппарат действительно был чудом, которое сотворил гений сотен людей, и это чудо страна доверила ему, Батыгину... Ощущение огромной ответственности никогда не покидало его, но теперь он думал об этом с особой остротой, он думал об ученых, инженерах, рабочих, многие годы создававших звездолет, - думал о своей личной ответственности перед ними...

- Для чего нужно посылать на Марс астролабораторию, если вы сами полетите туда? - донесся откуда-то издалека голос Виктора.

- Это вполне логично: сначала приборы, потом люди, - Батыгин не сразу сумел отвлечься от своих дум. - Пошли, пора уже.

- Еще немножко, - попросил Виктор.

Он медленно пошел по цеху. Весь мир перестал существовать для него: был звездолет и был он, Виктор, а больше ничего не было. Дойдя до передней части звездолета, Виктор долго рассматривал его тупой нос... Неужели он не полетит на этом звездолете? Неужели он останется на Земле, когда этот прекрасный корабль устремится навстречу неизвестному?..

- Я все равно полечу с вами, - сказал Виктор и посмотрел на Батыгина сухими остановившимися глазами.

Батыгин усмехнулся.

- Полечу! - повторил Виктор. - Я заслужу. Вот увидите - заслужу!

- Да, право на подвиг нужно заслужить, - словно в раздумье сказал Батыгин.

Андрей Тимофеевич знал, что Виктор пошел в Институт астрогеографии к Батыгину, и решил серьезно поговорить с сыном, как только тот вернется. "Виктор уже в том возрасте, когда пора переходить от фантазий к реальным взглядам на жизнь", - думал он.

Отец Виктора немало работал и немало размышлял. И хотя по складу своего характера он всегда предпочитал организационную, снабженческую работу, однако он много читал и одно время под влиянием жены, Лидии Васильевны, даже по-настоящему увлекался историей. Андрей Тимофеевич перечитывал толстые монографии, порою по-разному трактующие одни и те же вопросы, и неизменно находил в них нечто общее: все они говорили о мучительных противоречиях человеческой жизни, о взлетах и падениях, прогрессе и преступлениях, войнах и дипломатических интригах, голодовках и восстаниях, о стройках, на которых гибли сотни людей. Андрей Тимофеевич не удивлялся этому: человечество в потемках шло к своему счастью, к благополучию; ведь только последние сто лет в руках у людей был компас, но и с ним они не раз ошибались. Зато теперь сотни миллионов пришли к социальной справедливости, покончили с нуждой; и Андрей Тимофеевич видел - человечество, как уставший после долгой и трудной дороги путник, радуется отдыху и покою, радуется возможности жить, не зная нужды...

Андрею Тимофеевичу казалось, что время революционных сдвигов в истории человечества ушло в прошлое, сменилось эпохой неспешного эволюционного развития.