Игорь Забелин - Пояс жизни

Обо всем этом Андрей Тимофеевич думал не отвлеченно: он имел в виду сына, его будущее. Занятия историей открыли Андрею Тимофеевичу очевидную истину: во все эпохи, - и при рабовладении, и при феодализме, и при капитализме, - общественный прогресс сопровождался множеством личных трагедий. Так было, например, в эпоху Петра Первого, прогрессивным реформам которого сопутствовали казни, ломка привычного уклада жизни, усиление гнета. Так было в годы французской буржуазной революции: она расчищала дорогу молодому капитализму, но сколько голов слетело с плеч, сколько разоренных землевладельцев эмигрировало из страны!

И Андрей Тимофеевич совершенно справедливо считал, что коммунизм покончит с противоречием между личным и общественным, что общественный прогресс более не будет приводить к личным трагедиям, - наоборот, - будет способствовать личному счастью. А это означало, что жизнь его сына пройдет ровно, спокойно, счастливо; лишь по книгам узнает он о нужде, каторжном труде, переутомлении; ему никогда не придется рисковать жизнью, и он не поседеет к сорока годам.

Так думал Андрей Тимофеевич. И не только думал, но и прилагал все усилия, чтобы направить сына в общее, как ему казалось, русло, чтобы избавить его от лишних переживаний, волнений, трудностей...

А Батыгин - Батыгин был из другого, чуждого Андрею Тимофеевичу мира. Он еще сохранил в душе лихорадку прошлых эпох, он нес с собою риск...

...Виктор вернулся домой притихший, замкнутый. Андрей Тимофеевич и Лидия Васильевна принялись расспрашивать его, но Виктор отвечал сбивчиво, неохотно. Тогда Андрей Тимофеевич, возвращаясь к старой теме, сказал сыну, что они с матерью против его увлечения астрогеографией...

А Виктор, почти не слушая, думал о своем.

- Николай Федорович говорит, что право на подвиг нужно заслужить, вместо ответа сказал он.

- Что это еще за вздор? - насторожился Андрей Тимофеевич.

- И я заслужу его! - твердо сказал Виктор. - Но как заслужить? Что нужно еще делать?

Андрей Тимофеевич и Лидия Васильевна молчали. Виктор так и не получил совета.

Через неделю начался новый учебный год, и Виктор отправился в школу. Во всех социалистических странах недавно было введено всеобщее высшее образование. Учение продолжалось восемнадцать лет: поступали в школу с семи, а кончали в двадцать пять.

С восьмого класса в школах вводилась производственная практика: два часа в день, после занятий в классе, каждый подросток работал на заводе или в мастерских под наблюдением опытных мастеров-педагогов. До девятого класса включительно все дети занимались по единой, обязательной для всех программе. Но начиная с десятого класса учащиеся разделялись на "потоки": математический, гуманитарный, биолого-географический, технический, в соответствии со своими наклонностями.

Виктор Строганов учился в одиннадцатом классе биолого-географического потока, но астрогеография у них еще не преподавалась. Несмотря на осложнившиеся отношения с Батыгиным, Виктор знал, что не отступит от задуманного и все равно станет астрогеографом. Он не изменил своего режима и по-прежнему много тренировался. Он пошел к врачам, и они подтвердили, что его детская болезнь - вестибулярная недостаточность - преодолена, что у него прекрасно развито чувство равновесия и безупречная координация движений. Он уговорил знакомого врача проверить реакцию его организма на возбуждающие, успокаивающие, тормозящие препараты, на внезапное сильное волнение, и врач констатировал высокую эмоциональную устойчивость юноши. Он продолжал приучать себя к малообъемной, но калорийной пище... Но Виктор постоянно помнил, что всего этого мало, - помнил о словах Батыгина, а посоветоваться ему было не с кем.

Виктор и хотел и боялся пойти к Батыгину, чтобы еще раз поговорить с ним. Он обещал ему заслужить право на подвиг, но ведь он еще не заслужил его...

После долгих колебаний Виктор все-таки пошел к Батыгину. Вечер был холодный, снежный, и Виктор поверх костюма надел легкую теплую куртку из синтетической шерсти.

Лет десять назад, когда Виктор был совсем маленький, многие еще ходили в тяжелых и некрасивых, похожих на балахоны с отверстиями для головы пальто и шубах. Теперь их никто не носил - все предпочитали не менее теплые, но несравнимо более удобные куртки и жакеты из тонкой шерстяной материи.

Войдя во двор, Виктор посмотрел на окна батыгинской квартиры - свет не горел в них. Чтобы не замерзнуть, дожидаясь Батыгина, Виктор принялся быстро ходить по двору. За этим упражнением и застал его Батыгин, неожиданно вышедший из-за угла. Виктор, растерявшись, замер по стойке смирно.

- А! Пришел-таки! - удовлетворенно сказал Батыгин.

- Мне бы книжку... - хмурясь, попросил Виктор.

- Книжку или не книжку, пойдем.

Все в квартире Батыгина свидетельствовало о полной освобожденности ее хозяина от древней, сковывающей душу власти вещей, от тесного и затхлого мирка приобретательства, наивной гордости собственностью... Виктору казалось, что у квартиры как бы не существует стен, что она совершенно не отделена от безграничного мира. Батыгин не терпел в квартире ничего лишнего, не любил громоздких, с претензией на роскошность вещей. Легкая пластмассовая мебель, выделанная под дерево, не загромождала комнат, и в квартире было просторно, свежо. Спартанской простотой отличалась и комната самого Батыгина с письменным столом, небольшим количеством книг, широкой жесткой кроватью, прикрытой тонким одеялом... Никаких украшений - только две фотографии висели над письменным столом.

На одной из них Батыгин, - еще молодой, в красивом рабочем комбинезоне, - стоял с товарищами на ракетодроме. А на второй Виктор узнал уже ставший привычным по снимкам лунный пейзаж - черные ребристые скалы, - а человека в скафандре он узнать не смог, но решил, что это сам Батыгин.

И только растений в квартире было, пожалуй, больше, чем следовало, - и вьющихся по окнам цветов, и пышных бамбуковых пальм, и драцен, и кактусов, и агав...

Виктор так и не смог побороть неловкости. Он взял книгу о Марсе и стал прощаться, но Батыгин не отпустил его.

- Поужинаем вместе, - сказал он.

Батыгин и в еде был умерен, но ужинал долго - просматривал за едой корреспонденцию, разговаривал. По вечерам к нему обычно заходили знакомые - давние приятели его или жены, Анастасии Григорьевны. Круг их с годами редел, а полтора года назад умерла и жена Батыгина...

Батыгин тяжело переносил утрату. Он любил жену трудной, эгоистичной любовью человека, считающего, что жизнь его близких должна так же безраздельно принадлежать науке, как его собственная, - но любил, любил с первого до последнего дня...

За ужином Виктор рассказывал о себе, о школе и все присматривался к Батыгину, стараясь понять, как тот относится к нему теперь. Но Батыгин держался просто, ровно, и Виктору не удалось прийти ни к какому заключению...