Игорь Забелин - Встречи, которых не было

Встречи, которых не было… Да, в буквальном смысле слова их не было, этих встреч, потому что нельзя встретиться с людьми, которые жили за несколько десятилетий, а то и столетий до вас. И все-таки… Все-таки мне кажется, что встречи эти были, потому что встречаться можно по-разному. Можно встретиться и пожать, друг другу руки, как это ежедневно делает каждый из нас, а можно встретиться иначе — мысленно, духовно — с теми, кому уже при всем желании не пожмешь руку… Вот о таких встречах я и хочу рассказать. Впервые произошли они далеко от Москвы, от больших городов и железных дорог — на узких горных тропах, на крутых берегах северных рек, на невидимых морских дорогах, в Сибири, на Дальнем Востоке. Там узнал я о далеких предшественниках современных исследователей, проходивших или проплывавших теми же путями… Встречи эти не были кратковременными: раз повстречавшись, мы потом уже не расставались, Мы продолжали скитаться вместе, вместе проводили долгие часы в научных залах Ленинской библиотеки, коротали вечера за письменным столом. И многие из наших далеких предшественников стали моими друзьями и помощниками, потому что они — сознательно Или бессознательно — служили той же науке, которой в меру своих сил стараемся служить мы, географы. Люди эти стали мне настолько близки, что я не могу избавиться от ощущения причастности к их судьбе и даже ответственности за их судьбу. Вероятно, это прозвучало странно. Но люди, о которых я собираюсь рассказать, не избалованы вниманием, а имена многих из них попросту забыты и забыты незаслуженно.

Есть такое шуточное вступление: «Прежде чем говорить об Америке, поговорим об Африке». Так вот, прежде чем говорить о встречах в Сибири и на Дальнем Востоке, поговорим о… Кавказе.

Высочайшая вершина Кавказа — Эльбрус. Это потухший вулкан, гигантский конус которого вознесен на 5633 метра над уровнем моря. Сложен Эльбрус андезитовыми лавами, а вершина его увенчана ледниками. К юго-востоку от Эльбруса расположена вторая знаменитая гора Кавказа — Казбек. Это тоже потухший вулкан, и, хотя высота его несколько меньше, он известен не менее Эльбруса. Сложен Казбек андезитовыми и трахито-липаритовыми лавами, восемь долинных ледников сползают по его склонам, а ниже вечных снегов раскинулись альпийские и субальпийские луга.

Вот и все. Вот вам исчерпывающая физико-географическая характеристика Кавказа.

Вы вправе удивиться: а где же описание лесостепных предгорий, где среднегорье с великолепными буковыми лесами, где глубокие тенистые ущелья с елово-пихтовыми насаждениями, где перевалы, долины, плодородная Рионская низменность, засушливая Куро-Араксинская, где солнечное Черноморское побережье Кавказа с кипарисами, прижившимися веерными пальмами?.. Короче говоря, где основная часть горной системы, где тот фундамент, на который опираются и над которым вознесены величественные ледяные пики?..

А нужно ли это все? — спрошу я вас в свою очередь. Разве вам неизвестны случаи, когда историю вообще или историю науки в частности изображали как деятельность нескольких выдающихся личностей, когда анализ ее сводили к анализу сияющих вершин, совершенно не заботясь о том фундаменте, на котором эти вершины держатся?.. Но если вы будете настаивать, я, пожалуй, соглашусь с вами. Да, в деятельности великих людей прошлого как в фокусе концентрируются многие типические черты эпохи. Но как по описанию одних высочайших вершин нельзя составить представление о горной системе в целом, так и по описанию деятельности только великих представителей науки нельзя составить представление об истории этой науки.

Быть может, я не объективен, но мне кажется, что в особенности это относится к истории географии, к истории географических открытий. Большая и очень сложная история у этой науки. Несколько тысячелетий складывалась она. Тысячи тысяч исследователей вложили свою лепту в дело познания земного шара. Два-три десятка из них известны народу. Два-три десятка, не больше. И беда не в том, что забывчивы ученые-географы. Нет, любой серьезной научной работе предшествует исторический очерк, в котором наряду с великими мира сего упоминаются. И скромные труженики науки.

Но не слишком ли часто популяризаторы, люди, осуществляющие связь между наукой и широкими читательскими кругами, идут легкой дорожкой и, покоренные магией имен, вновь и вновь пишут об исследователях, которые достойны внимания и восхваления, но о которых и так много написано?.. Литературных критиков справедливо упрекают у нас за то, что они создали «обойму» из нескольких писательских имен и, надо или не надо, оперируют только ими. А не сложилось ли нечто подобное и в популярной географической литературе?..

Да, мы все помним, что Америку открыл для всего человечества Колумб. Ну а кто назовет первооткрывателя Амазонки или Великих озер Северной Америки?.. Мы знаем о путешествии, в котором принимал участие казак Дежнев. Но многие ли могут сказать, кто из русских первым вышел на берега Байкала?.. А ведь это открытие первостепенной важности, а судьба человека, совершившего его, тесно переплетена с судьбой Дежнева; жизнь свою он закончил трагически, став жертвой воеводского произвола.

Нет нужды продолжать этот список. И так ясно, что мы все еще недостаточно внимательны к своим предкам, к первооткрывателям, к скромным описателям земли русской в особенности. И это ведет к неверным тенденциям — к ложной монументализации, к возвеличению одного за счет многих, к штампованным восхвалениям… Но скромные описатели земли русской, право же, заслуживают большего внимания. Они заслуживают его хотя бы потому, что в отличие от многих ныне здравствующих и берущихся за перо шли непроторенными путями.

На нашей совести есть еще один грех. Случается, что, рассказывая о географических открытиях, мы почти забываем о тех, кто их совершал, а ведь история науки, история географии — это не только повесть о плаваниях и походах, о встреченных реках и горах, но и повесть о характерах, повесть о живых людях, непохожих друг на друга, о властных и безвольных, инициативных и равнодушных, творцах и исполнителях чужой воли, бессребрениках и стяжателях. Все это вместе называется психологическим фактором в истории, и целиком сбрасывать его со счетов было бы, разумеется, неправильно.

Но если открытия перестанут заслонять людей, совершивших их, то кое-что придется нам подвергнуть моральному переосмыслению и, может быть, потеснить кое-кого на пьедестале почета, чтобы поставить рядом не менее достойных: ведь едва ли не самое драгоценное для нас в истории — это судьбы людей, творцов этой истории.