Игорь Забелин - Встречи, которых не было

А на следующий день мы переселились на транспорт «Ереван». Долго не могли мы после нашего утлого сейнера привыкнуть к просторам океанского судна, к его величавой неподвижности Посреди волнующегося, неспокойного моря и все хватались, руками за стенки, словно палуба вот-вот могла уйти у нас из-под ног. Мы жили в большой четырехместной каюте, спали на широких койках с мягкими матрацами и чувствовали себя как дома или даже лучше.

Однажды, когда мы уже снялись с якоря и шли и берегам Сахалина, к нам в каюту зашел замполит и попросил сделать для экипажа небольшие доклады об Охотском море — его природе, истории. Мы согласились. Начальник рейса, зоолог по специальности, решил рассказать о животном мире моря, а на мою долю выпала история исследования.

Сначала задача моя показалась мне несложной, да и был я сердит на одного поэта-дальневосточника, в книжке которого, взятой в судовой библиотеке, прочитал такие строки, обращенные к другу:

Я не особенно задумывался над качеством стихов, но мое историко-географическое сердце пылало от негодования: при чем тут Копылов, когда всем известно, что на Охотское море первым вышел отряд Москвитина?!

Итак, я решил прежде всего исправить ошибку поэта. А потом? Должен признаться, что, чем больше я думал о докладе, тем все хуже и хуже себя чувствовал. В самом деле, о чем рассказывать?.. И какая там особая история у Охотского моря?.. Ну, плавали по нему, ну, построили Охотск, но ведь ничего из ряда вон выходящего не было, никаких потрясших мир открытий никто не сделал на Охотском море, да и что на нем открывать?.. Разве только самый факт выхода русских на побережье Тихого океана. Н-да, попал я в незавидное положение и уже начал подумывать, не отказаться ли мне от доклада. Вот если бы рассказать об истории исследования Тихого океана вообще… Идея эта мне понравилась. Я так и решил поступить.

Доклады мы делали в судовом красном уголке. Народу собралось довольно много, слушали нас внимательно, а потом всячески благодарили. Я вернулся к себе в полной уверенности, что мной сделан обстоятельный доклад и что теперь моряки с транспорта «Ереван» осведомлены об истории исследования северной части Тихого океана в целом и Охотского моря в особенности.

Насколько я заблуждался, судите сами: из всех имен, которые вам встретятся в дальнейшем, в своем «обстоятельном» докладе я назвал только имена Москвитина и Пояркова. Но понял я это далеко не сразу…

Вернувшись в Москву, я стал обрабатывать полевые дневники и попутно знакомиться с литературой, посвященной природе и истории Охотского моря. Какую бы книгу или статью я ни читал, почти всюду встречался мне город Охотск — в прошлом административный центр края, почти всюду упоминалось о его истории. Теперь я уже понял, что история у Охотска интересная и своеобразная, особенно ранняя, связанная с появлением первых русских на берегах Тихого океана.

Я вновь пролистал те страницы своего дневника, на которых описывалось пребывание нашей экспедиции в Охотске и его окрестностях — на северо-западном побережье Охотского моря…

Наш сейнер миновал Шантарские острова и приблизился к берегу, продолжая путь к Охотску. Теперь слева от нас подымались лысые вершины Прибрежного хребта; лес доходил только до середины склонов, хотя высота гор не превышала тысячи метров: холодные ветры с моря словно сбривали растительность с обнаженных скал; на вершинах в неразличимых издалека складках виднелись летующие снежники. Горы вплотную подходили к морю и круто обрывались.

Погода нам благоприятствовала: дни стояли ясные, тихие и только легкая дымка пасмурила небо и сужала горизонт.

На следующий день мы миновали реку Улью — очень известную в истории географических открытий, и не случайно упомянутую дальневосточным поэтом. Горы здесь отступали от берега, и перед нами расстилалось ровное низменное пространство. Почти ничего общего не имели эти места ни со скалистыми Шантарами, ни с тем побережьем, вдоль которого мы плыли вчера: там нам не повстречалось ни одного поселка, а теперь невозможно было найти хоть сколько-нибудь заметную речонку, в устье которой не Стоял бы рыбный завод или поселок; более того, рыбные заводы, не умещаясь в устьях рек, выходили на открытые морские берега и спускали длинные желоба-конвейеры к самой воде. На рейдах маячили силуэты крупных транспортов и рефрижераторов; между судами и заводами день и ночь шныряли катера с кунгасами, нагруженными рыбой.

…У городов, как и у людей, несхожие судьбы, они тоже знают свои удачи и неудачи, взлеты и падения, переживают пору расцвета и пору увядания; не всем городам удается избежать превратности судьбы и процветать не старея. Мы думали об этом, подплывая к Охотску. Ведь это он дал название морю, он был форпостом Русского государства на Тихом океане, ему когда-то подчинялся весь район от Амура до Чукотки. От былой славы Охотска теперь осталось немного. Ныне это центр Охотского района Хабаровского края, даже не дотягивающий До звания города: в административных справочниках он именуется поселком городского типа, и против этого трудно что-либо возразить.

Стоит Охотск на Тунгусской косе, которую с одной стороны омывает река Кухтуй, а с другой — море, так что деревянные домики Охотска и улицы, засыпанные морской галькой, выходят и к реке, и к морю.

В Кухтуй мы вошли с приливом и остановились напротив главной улицы. На берегу это место отмечалось маленьким деревянным причалом. Позднее я узнал, что причал рассчитан главным образом на кунгасы, доставляющие в Охотск пресную воду. Вот вам — воды вокруг сколько угодно, и все-таки… приходится возить ее. Но дело в том, что в Кухтуй с приливом входит морская вода, а в отлив она просачивается со стороны моря сквозь галечниковую косу, или кошку, как там называют косы, и река осолоняется. В колодцах вода тоже солоноватая; в ней стирают, привычные жители готовят на ней обед, но пить все-таки предпочитают привозную, ту, что берут из реки километрах в трех-четырех выше Охотска.

За время плавания все мы успели соскучиться по земле и поспешили переправиться на берег. Прогуляли часа три, а когда вернулись, увидели забавнейшее зрелище: наш сейнер стоял посреди реки «по колени в воде» и со всех сторон его подпирали длинные тонкие шесты, чтобы он не опрокинулся; матросы ходили вокруг сейнера в резиновых сапогах. Если бы сейчас даже величайшая опасность нависла над экипажем сейнера, моряки не смогли бы заставить суденышко выйти в море и пришлось бы им пешком удирать с нашего дредноута… Всего три часа назад Кухтуй был широченной рекой, скорее даже похожей на озеро, а теперь превратился в заурядную лужу, почти затерявшуюся в низких топких берегах… Что поделаешь, мы вернулись к сейнеру в «спор воды», как говорят на Дальнем Востоке, то есть в тот переломный момент, когда отлив уже кончился, но прилив еще не начался и уровень воды в реке не успел подняться.