Игорь Забелин - Загадки Хаирхана (Записки хроноскописта)

Но мы все равно уже зашли в тупик.

Березкин сформулировал задание хроноскопу, и на этот раз сам отправился в пещеру.

Все вели себя у хроноскопа по-разному. Я пытался шутить. Рубакин терпеливо ждал, пока пройдет наша блажь, а Трива отнесся к идее Березкина заинтересованно.

Я перестал шутить, когда на экране возникла символическая (Березкин не стремился к точности изображения) фигура Калеки, и на голову его опустился топор.

Тот самый топор, который до последнего вздоха сжимал в руке Альтруист.

Березкин почти тотчас выбрался из пещеры, насвистывая незнакомый мне легкомысленный мотивчик, и перестал свистеть, лишь заметив недоуменные выражения наших лиц.

- Этого не может быть, - зло сказал ему Рубакин. - Этого не может быть, и все тут. Да, да! Если хроноскоп подчиняется вашей воле, то представляю себе, сколько вы уже привнесли в науку абракадабры!

Березкин прослушал всю тираду спокойно, хотя он, как и все мы, впрочем, любит критику весьма умеренной любовью. Он повторил уже просмотренные нами кадры и присвистнул.

- Я и сам этого не ожидал, - признался он. - Сейчас же повторю все сначала. Ты понимаешь хоть что-нибудь? - обратился он ко мне.

- Что летит концепция нашего гостеприимного хозяина - понимаю, он - тоже. Потому и нервничает. А мы на сей раз чисты как младенцы - никакого собственного мнения!

Мы тщательно, с учетом всех мыслимых случайностей, переформулировали задание хроноскопу, и Березкин убежал в пещеру.

Но как ни изощрялись мы, чтобы опровергнуть первый результат хроноскопии, у нас ничего не получилось: хроноскоп вновь и вновь подтверждал, что Калека убит топором Альтруиста.

Рубакин, конечно, всерьез не подозревал нас в насилии над хроноскопом, что исключалось не только нашими правилами расследования, но и объективными особенностями прибора.

- Типичная картина, - безжалостно подвел итоги Трива. - На развалинах философских концепций торжествует эмпирика!

Никто, однако, не откликнулся на эту, справедливую в данной ситуации, сентенцию, - всем почему-то стало не по себе от результатов хроноскопии.

- Какой смысл? - неизвестно кого спросил Рубакин. - Какой смысл?!

- Какой смысл, что лев бросается на льва, а тигр - на тигра? Стихия!

- Эмпирика, - поправили Триву помощники Рубакина, но никому не захотелось продолжать разговор в таком тоне.

От нас не требовали скоропалительных объяснений.

В тайне я уже подумывал о работе в Ферганской котловине, когда Березкин сказал, обращаясь ко мне, но так, чтобы слышали все:

- Я говорил тебе: "каждый шаг по долине Пянджа приближал Калеку к смерти". Какая ерунда! Каждый шаг утверждал его право на жизнь, на уважение соплеменников, ставил их - здоровых - в зависимость от него, инвалида!

Никто не перебивал Березкина, но он вдруг умолк и довольно долго сидел, опустив голову на руки.

- Если не ошибаюсь, неандертальцы хронологически подразделяются антропологами на группы? - Березкин вопросительно посмотрел на Триву.

- Конечно. Более древних мы называем "классическими", а более поздних "сапиентными" неандертальцами, то есть разумными.

- Наши...

- Я уже перечислял вам неандерталоидные признаки, но у них имеются и сапиентные черты. Вертикальный лоб, например, большие глазницы...

- Переходный тип? - спросил Березкин.

- Да, они прямые предшественники Человека разумного, нас с вами.

- Вот я и подумал, что лишь превосходство в уме, знаниях и наблюдательности могло обеспечить Калеке достойное место в орде. По каким-то причинам орда уходила все дальше в горы, в незнакомые и трудные для жизни места. Не только физическая мощь здоровых, но и разум Калеки потребовался тогда орде. Почти бесспорно, что еще до схватки, в которой его искалечили, он успел выделиться среди соплеменников, и они сохранили ему жизнь.

- Логично, но чистая философия, - сказал Трива. - Да и логика кончается в самом начале истории. Потом они же его и прикончили.

- Нет, не они, - жестко возразил Рубакин. - Я уверен, что Калека и Альтруист пали под ударами одного и того же топора. Топор не принадлежал Альтруисту, вот в чем дело.

- Сейчас проверим, - сказал Березкин. - Совсем не исключено, что вы правы. Альтруиста следовало сразу же вслед за Калекой подвергнуть хроноскопии.

Березкин подошел к хроноскопу, поколдовал возле него, и отправился к пещере.

- Случай простой, - сказал он по пути. - Результат получим тотчас же.

Хроноскопия не подтвердила предположения Рубаки-на: изображения черепа Альтруиста и каменного топора на экране не совместились.

- Убийца - Альтруист, - лаконично подвел итоги Березкин.

- Но вы противоречите сами себе, - не отступал Рубакин. Вы же сами утверждали, что лишь торжество разума помогло выжить Калеке!

- Я не отказываюсь от своих слов, но вы почему-то начисто исключаете резкое изменение обстановки.

- Сегодня утром никто не захотел прислушаться к моим словам, - вмешался я в разговор. - Но, если верить хроноскопу, удары наносились людьми ослабленными. Именно ослабленными. Не мне вам растолковывать, что неандертальцы обладали огромной физической силой.

- Да, вот эта особенность их рук - короткое предплечье и длинное плечо свидетельствует о большой силе, - согласился со мной Трива.

- Голод, - сказал я. - Голод после долгого благополучия взорвал уже сложившиеся внутриордовые отношения. Останки грудных детей - лишнее доказательство тому. По-моему, Калека был убит Альтруистом после неудачной (очередной неудачной!) охоты. Вспышка слепой злобы, взмах топором и... точное попадание в висок.

- Но кто убил... - спрашивавший словно споткнулся, - Альтруиста?

- Его же сородичи. Что еще можно предположить? Причем тут же, немедленно. Непосредственная реакция. И бросили их в пещере. Бросили, между прочим, и буквально - вспомните положение ног. И может быть, засыпали землей, а может быть, нет. И ушли из пещеры навсегда...

- А какова мораль сей басни? - спросил загрустивший Рубакин.

- Все мораль бы тебе, - сказал Трива. - Элементарное торжество эмпирики.

Не исключено, что мы еще кое в чем разобрались бы, не прикати за нами два обкомовских "газика".

- У нас лекция в Хороге, - вздохнул Рубакин.

...Ночью Гунт - у Сучана он бурный, грозный - поднялся высоко в горы, почти к самому лагерю, - шум его наполнил палатку, и воздух от этого стал гуще, плотнее и прохладней. Посторонние мысли утонули в Гунте, унеслись вместе с его волнами туда, к Пянджу, над которым нам вновь, уже в обратном направлении, предстояло пролететь завтра. "В обратном направлении" - значит параллельно потоку, значит из прошлого в будущее, в согласии с потоком времени.

"Но какую крупицу знания принесем мы вместе с Пянджем будущему? - думал я. - Неужели только примитивную историю столкновения человека с человеком?"