Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуждение Каменного Бога

Но на этой Земле индейцы не могли переселиться в Америку. Поэтому они двинулись на запад и стали серьезной силой в Старом Свете. То есть в Европе и Азии.

Он провел указательным пальцем по Европе и ткнул в Апеннинский полуостров. Государство, отмеченное малиновым цветом, включило часть Хорватии и Сицилию. Два Сокола прочел вслух название этой страны:

— Акхайвия! Ахея? Если это Ахея, тогда получается, что древние греки почему-то переселились на Апеннинский полуостров, а не осели в Пелопоннесе!

Он склонился над глобусом. Греция была подписана «Хатти».

— Хатти... Хетты? — размышлял он вслух. — На нашей Земле они завоевали часть Малой Азии, пережили расцвет одновременно с микенской Грецией, а потом исчезли. А что произошло здесь? Они вторглись в страну, которую обошли греки, покорили пеласгов и дали свое имя Элладе?

Он продолжал рассуждать вслух, отчасти затем, чтобы помочь сориентироваться О’Брайену.

— Я, конечно, не знаю подробностей и исхожу только из своих наблюдений. Но могу поклясться, что ирокезы, а может, и другие индейские племена вторглись в Восточную Европу и осели там. Если это было очень давно, пути миграции индоевропейских народов с их прародины в Германии и Польше [2] Дальнейшие размышления героя содержат множество домыслов. В частности, до сих пор не совсем ясно, откуда произошли народы индоевропейской языковой группы. Кроме того, связь между языком и расовым типом вовсе не так стойка, как считалось во время написания романа. могли измениться. В результате вторжения эти народы оказались оттеснены на запад — хетты, эллины, итальянцы, германцы и так далее. Возможно...

Хм-м... Спрашивается, что же стало с италийскими народами: самнитами, сабинянами, латинами, вольсками? Может быть, их тоже оттеснили на Запад? Или они поселились в Италии до ахейцев и были теми покорены и ассимилированы?

Он указал на светло-зеленое пятно, занимающее Румынию и Украину.

— Хотинохсоних. «Строители домов» на ирокезском [3] В нашем мире «оденосауни» — самоназвание тех племен, которые европейцы называли ирокезами . Конечно! А этот крестик на месте земной Одессы — Эстоква, видимо, их столица. Эстоква? Весло? Может быть, хотя понятия не имею, кто мог назвать город «лопаточкой». Впрочем, я не знаю их истории.

Думаю, мы движемся на Эстокву, потому что эта блондинка, Ильмика Торсстейн — важная особа. Судя по их беседам, она дочь блодландского посла в Дакоте, нашей Венгрии. Дакота? Интересно, не на языке ли сиу там говорят? — Он ухмыльнулся О’Брайену и заметил: — Тебе не уютнее при мысли о том, что здесь есть своя Дакота?

Два Сокола показал пальцем на реку, в устье которой на берегу Черного моря стояла Эстоква.

— А вот еще одна родная деталь. Наш Днестр здесь называется Охайио — «прекрасная река». Если я правильно помню, наша река Огайо получила название от того же ирокезского слова. Как тебе это нравится, О’Брайен? Дакота и Огайо! Может, тут будет не так и плохо?

О’Брайен слабо улыбнулся:

— Спасибо, что пытаетесь меня подбодрить, лейтенант. Но что мне эти знакомые названия? Не могу я еще во все это поверить.

— А придется, — сказал Два Сокола.

Он показал на закрашенную розовым область, включающую в себя Данию, Нидерланды, Германию, Польшу и часть Чехословакии.

— Перкуниша. Это слово похоже на производное от литовского слова «Перкунас». Он был главным богом древних литовцев. Я слышал, как Дзикохсес называл своих врагов «позоша». Учтем произношение; может, имеются в виду пруссы, жители Боруссии, которые первоначально говорили на языке, близком к литовскому.

Он посмотрел на остальные страны Европы (по-ирокезски — Эозопы).

Северная половина Скандинавии была закрашена белым — снег? — и у нижней кромки белого поля красовался полярный медведь.

Два Сокола тихо присвистнул и повернул глобус на пол-оборота.

Все было так, как он и предполагал. Гольфстрим был и здесь. Но, не отклоняемый Североамериканским континентом, он сворачивал на северо-запад, вдоль цепи островов Скалистых гор, и в конце концов объединялся с северным рукавом течения Куросио.

Два Сокола снова присвистнул. Для истории Европы данного мира этот фактор был куда важнее, чем вторжение индейцев.

— Сейчас здесь жарко, — пробормотал он. — Но могу поклясться, что это ненадолго, скоро наступит адски холодная зима.

Два Сокола подошел к уцелевшим полкам и, просмотрев несколько книг, нашел атлас с более детальными картами. Сопроводительный текст и подписи на картах были двуязычными: на греческом и на ирокезском. Разобраться в здешнем греческом было трудно — он отличался от языка Гомера и содержал множество заимствованных слов, — но все же это было проще, чем читать по-индейски.

— А мы-то гадали, почему нет лошадей. — Два Сокола повернулся к О’Брайену: — Больше того, тут и верблюдов не найдется. Равно как помидоров, табака, индюшек и еще много чего.

— Почему?

— Лошади, каких мы помним по нашей земле, возникли на Американском континенте. Потом они попали в Старый Свет, а на родине вымерли. Только в наше время их завезли испанцы. Верблюды тоже возникли в Америке, переселились в Азию, а в Америке остались только ламы, альпака и гуанако. Теперь ясно, почему никто не понимает, чего тебе надо, когда ты просишь прикурить?

О’Брайен угрюмо кивнул.

— Эй! А резина? Так вот почему у тех броневиков были колеса с железными ободьями! Каучука-то нет!

— И шоколадку тебе уже не съесть.

— Что за паршивый мир! — сплюнул О’Брайен. — Что за паршивый мир!

— Да, похоже на то, — задумчиво сказал Два Сокола. — Но мы — здесь, и единственное, что нам остается, — выкарабкиваться.

Их прервали. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Дзикохсес, а с ним человек двадцать солдат в светло-зеленых мундирах, коричневых высоких ботинках и штанах в обтяжку с золотым галуном. Мундиры напоминали покроем фраки — и широкими рукавами, и четырьмя большими пуговицами. Конические стальные каски походили по форме на шляпы китайских кули; у офицера на каске красовались символические стальные перья. И у каждого солдата была длинная изогнутая сабля и однозарядное ружье. Почти все чужаки были смуглыми и темноволосыми, хотя среди них попалось несколько блондинов, и все без исключения — безбородыми.

Офицер, кициаскос (от греческого «хилиархос» — тысячник), о чем-то расспросил Дзикохсеса, поминутно поглядывая на летчиков. Внезапно нахмурившись, он прервал Дзикохсеса на полуслове, подошел к пришельцам и резким тоном потребовал у Двух Соколов оружие. Два Сокола выполнил приказ не сразу, но в подобном положении лучше было подчиниться. Проверив, стоит ли пистолет на предохранителе, он протянул оружие офицеру. Кициаскос повертел пистолет в руках и сунул за пояс.