Джон Уиндем - Золотоглазые

— В любом случае здесь просто научный спор, а Дети общаются внутри своих групп. Ходить в обычную школу они не могли и поэтому на Ферме открыли что-то вроде школы специального оздоровительно-исследовательского центра. У них отличающееся от нашего чувство общения. Их связь друг с другом более важна, чем любое другое чувство, даже к родному дому, Некоторые из домов отказывались от них, и кто-то придумал поселить их на Ферме. Кое-кто из них переселился сразу, затем и остальные присоединились.

— Странно. А что подумали жители деревни об этом? — спросил я.

— Меньшинство с облегчением избавилось от ответственности, некоторые были действительно привязаны к Детям и все еще любят их, и переселение подействовало на них угнетающе. Но в общем все они приняли все как есть. Никто не попытался остановить переезд Детей на Ферму. С тремя матерями, которые хорошо относились к ним, Дети сохранили добрые отношения, заходят домой и даже живут там, когда хотят. А некоторые порвали полностью.

— Это самое странное решение, о котором я когда-либо слышал. — признался я.

Бернард улыбнулся.

— Ну, если ты вспомнишь, то и начало было довольно странным — напомнил он.

— Чем они занимаются на Ферме? - поинтересовался я.

— В основном это школа. У них есть преподавательский и медицинский состав, а также психолог. К ним приезжают преподаватели и читают лекции. Вначале держали классы, а затем поняли, что в этом нет никакой необходимости. Теперь урок посещают только один мальчик и одна девочка, остальные знают то, что выучили эти двое. Учим шесть пар сразу разным предметам одновременно, и они как-то сортируют все и усваивают.

— Боже праведный, они должны впитывать знания, как губки.

— Так оно и есть. И еще дают фору некоторым учителям.

— И все же вам удается держать в тайне их существование?

— На всеобщем уровне — да. С прессой — взаимопонимание, а других путей получить огласку пока нет. Что касается окрестностей, здесь пришлось провести работу. Население Мидвича никогда не было высокообразованным. В соседних деревнях сейчас считают, как уверяет Зеллаби, что Мидвич — это что-то вроде дома для сумасшедших без ограды. Да, нам пришлось представить эту зону как неполноценную. Все здесь свихнулись после Дня, особенно Дети, для которых правительству пришлось открыть специальную школу. Имеются, конечно, случайные слухи, но они воспринимаются как не очень удачные шутки.

— Должно быть, пришлось привлечь и инженерную мысль, и администрацию, — вставил я. — Чего я никогда не понимал и сейчас не понимаю, так это — почему вы так заинтересованы в том, чтобы держать все это в тайне. Безопасность в Потерянный День — это понятно, что-то совершило посадку. Это забота вашей организации. Но теперь? Все это беспокойство, чтобы скрыть Детей… Странная организация на Ферме… Специальная школа типа этой не может стоить нескольких фунтов в год…

— Ты думаешь, что департамент социального обеспечения может проявить столько заботы под свою ответственность?

— Давай не будем, Бернард — попросил я его.

Мы позавтракали в Трейне и прибыли в Мидвич после двух. Я нашел, что здесь ничего не изменилось. Казалось, что прошла неделя, а не восемь лет. На площади, где должно было проходить следствие, уже собралась толпа ожидающих.

— Кажется, было бы разумным отложить твой приезд до лучших времен. Практически, вся деревня собралась здесь, — сказал он.

— Это займет много времени, как ты думаешь?

— Простая формальность, надеюсь. Наверное, в полчаса управимся.

— Ты даешь показания? — спросил я, удивляясь: если это формальность, зачем он побеспокоился, приезжая сюда из Лондона.

— Нет, просто надо присмотреть за событиями, — сказал он.

Я решил, что он прав — надо было отложить мой визит — но последовал за ним на холм.

Все было заполнено, и так как я заметил нескольких знакомых, не могло быть сомнений, что все решили присутствовать. Я не совсем понимал причину. Молодой Джим Паули был знаком всем, но чувствовалось, что это не главное, и я ожидал некоего взрыва собравшихся.

Но ничего не случилось. Процесс был формальным и быстрым. Через полчаса все было кончено. Я заметил, что Зеллаби исчез, как только собрание закрылось. Я нашел его стоящим на ступенях. Он поприветствовал меня, как будто мы повстречались с ним пару дней назад, и сказал:

— Как вы здесь оказались? Я думал, вы в Канаде.

— В Канаде, — пояснил я. — А здесь я случайно: Бернард привез меня сюда.

Зеллаби повернулся к Бернарду.

— Удовлетворены? — спросил он.

Бернард слегка пожал плечами:

— А что же еще?

В это время Мальчик и Девочка прошли мимо нас и зашагали по дороге сквозь расступившуюся толпу. Я едва успел кинуть взгляд на их лица и в удивлении уставился им вслед.

— Погодите, но не могут же это быть они…

— Они самые, — сказал Зеллаби. — Вы не видели их глаз?

— Но это невероятно! Им же только девять лет!

— По календарю, — согласился Зеллаби.

Я глазел, как они шли вперся.

— Но это… это невозможно!

— Невозможное, как вы помните, вполне реально в Мидвиче, — заметил Зеллаби. — Невозможное сейчас мы можем воспринимать как обычное. Невероятное принять труднее, но и это мы научились делать. Разве подполковник не переубедил вас?

— В общем, — подтвердил я. — Но эти двое! Оки выглядят на полные шестнадцать-семнадцать лет!

— Физически, я уверен, столько же им и есть.

Я смотрел на них, все еще не желая принять увиденное.

— Если вы не спешите, пройдемте к нам, выпьем чаю, — предложил Зеллаби.

Бернард посмотрел на меня и предложил поехать на его машине.

— Хорошо, — согласился Зеллаби. — Только ведите осторожнее после того, что вы услышали.

— Я не лихач, — сказал Бернард.

— Молодой Паули тоже им не был, он был хорошим водителем, — сказал Зеллаби.

Проехав немного вверх по дороге, мы увидели поместье Киль в солнечном свете. Этот дом в прошлый раз выглядел точно таким же.

— Когда я его увидел впервые, — сказал Зеллаби, — мне показалось, что именно в таком месте можно спокойно закончить свои дни, но сейчас спокойствие под вопросом.

Машина проехала за ворота, остановилась у входа. Зеллаби провел нас на веранду и усадил в мягкие кресла.

— Анжела отлучилась, но обещала быть к чаю. — сказал он.

Зеллаби отвернулся и посмотрел на лужайку. За девять лет, прошедших с того дня, он совсем не изменился, — прекрасные седые волосы так же густы и блестят под августовским солнцем. Морщинок вокруг глаз почти не прибавилось, лицо немного осунулось, черты его заострились, но фигура осталась такой же.

Он повернулся к Бернарду:

— Вы удовлетворены? Думаете, этим закончится?

— Надеюсь, что еще можно сделать? Мне кажется, мы приняли самое оптимальное решение, — сказал Бернард.