Рене Баржавель - В глубь времен

Наконец Хьюстон прекратил задавать себе вопросы, поняв бесполезность этого занятия, и применил предусмотренный план. Он разбудил своего коллегу, русского адмирала Вольтова, и поставил его в известность о случившемся. Вольтов не колебался ни секунды и незамедлительно отдал сигнал тревоги. Двадцать три атомные подводные лодки в сопровождении патрульных катеров направились к югу, приблизились к берегу на самое близкое расстояние и покрыли каждый метр скал и льда сетью улавливающих волн. На протяжении тысячи пятисот километров ни одна рубка не могла остаться незамеченной.

Буря немного утихла. Ветер дул с такой же силой, но тучи и снег исчезли и уступили место голубому небу. "Нептун-1" получил приказ действовать. Он всплыл на поверхность и стал пробивать волны. Два первых выведенных вертолета упали в море, даже не успев раскрыть парашюты. Немецкий адмирал Венц применил свое последнее оружие: два самолета-ракеты. Они несли на себе заряд бомбы и имели на носу маленькие стереоскопические передающие камеры. Они пробили ветер, как пули. Их камеры посылали на корабль две ленты с записью всего того, что было на берегу.

Весь штаб собрался в контрольном зале. Хьюстон и Вольтов рисковали жизнью, но прибыли, чтобы все видеть своими глазами, а заодно и последить друг за другом. Ни они, ни присутствующие здесь офицеры не были способны различить изображение, которые шли на левом и правом экране. Но электронные детекторы смогли это установить. Вдруг на правом экране возникли две белые стрелки. Две стрелки в правом углу, которые указывали на одну и ту же точку и перемещались вместе с ней.

— Стоп! — крикнул Венц. — Максимальное увеличение изображения.

Прямо перед ним зажегся горизонтальный экран. Он стал рассматривать его в стереоскопическую лупу. Он увидел приближающуюся часть берега, а затем на дне одного из маленьких заливов под несколькими метрами бушующей воды предмет овальной формы, слишком правильный, слишком спокойный, чтобы быть рыбой.

В малюсенькой подводной лодке два человека, словно приклеенные друг к другу, плавали в запахе пота и мочи. Для них не предусмотрели даже туалета. Им нужно было сдерживаться. Буря заблокировала их под пятиметровым слоем воды на двенадцать часов. Чтобы выйти из бухты, нужно было пройти на глубине двух метров, то есть подняться на поверхность. Но при таком ветре этот отчаянный маневр имел столько же шансов на успех, сколько подброшенная в воздух монета упасть на ребро.

Даже прижавшись ко дну, маленькая подлодка не была в полной безопасности. Ее било о скалы, терло о дно. Она скрипела. Ценный приемник, который записал все тайные сведения Переводчика, занимал треть объема подводной машины. Два человека, один из которых направлял лодку, а другой следил за приемником, не могли даже повернуться друг к другу, настолько мало было места. Жажда иссушила горло, от пота взмокли комбинезоны, засохшая моча разъедала ноги. Из кислородного баллона воздух почти не поступал. Уже два часа, как он должен был закончиться. И они решили выйти из этой западни во что бы то ни стало.

В реанимационном зале врачи и медсестры приближались теперь к Кобану только по двое и каждый следил за другим.

В Яйце повреждения от пламени оказались очень серьезными. Текст Трактата почти полностью исчез. Сохранилось всего несколько клише. Оставалось надеяться, что этого будет достаточно гениальному математику будущего, чтобы пролить свет на Уравнение Зорана. Может быть, да, а может быть, нет.

Ни на одном из кораблей Международных Сил Безопасности не было разминирующего устройства. Запрос, посланный через "Трио", поднял по тревоге специалистов русской, американской и европейской армий. Лучшие военные саперы прибыли с другого полушария максимально быстро, но, так и не добравшись до МПЭ, они должны были остановиться в Сиднее из-за жуткой бури, которую не мог преодолеть ни один самолет.

…Главного инженера при атомном реакторе, который давал энергию и свет на базу, звали Максвелл. Ему был тридцать один год. Он не пил ничего, кроме воды, американской воды, которую доставляли в замерзших блоках по двадцать пять фунтов: Соединенные Штаты посылали на полюс стерилизованный витаминизированный, с добавками фтора и олигоэлементов лед. Максвелл и другие американцы на МПЭ потребляли его в огромных количествах, как для питья, так и для чистки зубов. В других целях они довольствовались водой, которую получали из растопленного полярного льда. Рост Максвелла достигал ста девяносто одного сантиметра, что вынуждало его смотреть на всех сверху вниз, однако сквозь двойные линзы очков светились доброжелательные глаза, без малейшего пренебрежения к людям. Он всегда поступал, как того требовала его совесть, и мало говорил.

Он нашел Оса, который сопровождал Люкоса в Европу во время покупки оружия, и дотошно стал его расспрашивать о взрывной мощности мин, приклеенных к Переводчику. Ос ничего не мог на это ответить, потому что Люкос сам заключил договор с одним бельгийским торговцем. Но Люкос говорил, что каждая из этих мин содержала три килограмма самого мощного взрывчатого вещества.

Максвелл свистнул. Он знал эту новую американскую взрывчатку, в тысячи раз более мощную, чем тротил. Если эти три бомбы взорвутся, то они могут задеть и атомный реактор, несмотря на бетонные укрепления и несколько десятков метров льда. В принципе сам реактор может не пострадать, ведь неизвестно, куда пойдет взрывная волна, но если пострадает хотя бы одно соединение, произойдет утечка радиоактивного газа, что может привести к неконтролируемой реакции урана…

— Нужно эвакуировать МПЭ-2 и 3, - сказал Максвелл, не повышая голоса, — а лучше бы всю базу…

Через несколько минут сирены срочной тревоги, которые никогда не работали, завыли на всех трех МПЭ. Все телефонные станции, все громкоговорители, все слуховые аппараты на всех языках произнесли одни и те же слова: "Срочная эвакуация. Приготовьтесь к немедленной эвакуации".

Отдать приказ готовиться — просто. Но эвакуировать? КАК?

Буря продолжалась. Небо стало светлым и прозрачным, как глаза. Ветер дул со скоростью двести двадцать километров в час. Но он не приносил больше снега и унес уже все, что мог унести.

Хенкель поднял с постели Лебо, который всего час назад покинул реанимационный, зал, и поставил его в известность о случившемся. Изнемогая от усталости, Лебо позвонил в зал.

Внизу, на другом конце провода Маисов ругался по-русски и повторял по-французски: "Невозможно! Вы это прекрасно знаете! О чем вы говорите! Мы убьем его. Давайте просто полоснем его ножом по горлу!" Да, Лебо знал, что эвакуировать Кобана невозможно. Вырвать его в его теперешнем состоянии из реанимационного блока — значило обречь его на верную гибель.