Макс Ливнев - Мустанг и Чика. Черновик.

Итак, начнем-с. На электрогитаре дать аккорды простеньких макаревических композиций балладного типа — плевое дело. Играю «Костер». Знаю, что это появится только в восьмидесятые. У-у-у, самому в кайф! Лиза подошла поближе. Она слушала мелодию истово, словно боялась пропустить самый слабенький звучок. Я играл и радостно скалился, смотря на девушку. А как я колоритно и романтично содрогался всем телом, выдавливая из инструмента пассажи. Музыканты напряженно внимали звукам, казалось, всем телом. Я знал, что мелодия цепляет, поэтому не удивился восторгу слушателей.

— Это новая? — тихо спросила девушка, — Спасибо, дорогой Павел.

— Пустяки. Вот еще, послушай!

Что там еще у Андрюхи мне нравится, и что ему можно втюхать? Ах, да! «Музыка под снегом»!

Необычный рисунок мелодии всех поразил. Сначала никто ничего не понял. Потом вдруг вклинился Серега на ударнике. Мелодия начала обрастать плотью. Заиграл бас. Саня Кутиков дал потрясающий проигрыш. Настолько волшебно все получилось, что зрители попросили исполнить еще раз. Раз понравилось, почему бы не исполнить еще раз.

— Как красиво! Будто сосульки тают… — прошептала Лиза.

Решил кое-что дать с голосом. Пусть заценивают меня по всем параметрам. Сунулся к микрофону и говорю:

— Это из Никольского…

Вдарил проигрыш из «Ночной птицы» и запел в микрофон:

Конечно, не Клаус Майне, но драйв своим пацанским голосом постарался выдать. В середине песни пустил такой чудесный проигрыш, что сам чуть не обкакался от восторга. От непонятного экстаза пальцы перестали слушаться, поэтому последние строчки песни я пропел а капелла.

Что тут началось. От рева молодых глоток, казалось, облетят все оставшиеся листочки на березках и упадут люстры. Музыканты тоже чего-то выкрикивали, яростно аплодируя. Отдаю гитару ошалелому Макаревичу и вижу грустные лизины глаза.

— А как же та мелодия?

Вот же незадача! Отказаться будет очень некрасиво. Зря так себя растратил на предыдущие композиции. Снова забираю гитару, вдохновенно откидываюсь и начинаю исполнять мелодию, которую Лиза услышала случайно в музыкалке — «Когда я закрываю глаза».

Медленно, словно нехотя рождается мелодия. Мне она напоминает полет ангела. Вот он набирает высоту, летит, в потоках красоты и нежности. Свершив предначертанное, ангел исчезает.

Тишина. Никто не хлопает. Оглядываюсь, все смотрят напряженно, будто в ожидании чего-то необычного. Потом разразилось… До качания люстр. Лиза стоит в слезах. Подошел Рязанов и сказал:

— Чудесные мелодии. Просто чудо! Молодой человек! Если эти работы ваши, то их надо срочно регистрировать в ВААПе. Я сам могу посодействовать.

— Эльдар Александрович, нет ничего проще. Приглашайте меня к себе домой на чай с ватрушками и все решим, — подмигиваю ему.

— Этот шалопай мне определенно нравится! — обратился метр к подошедшему сухощавому мужчине, потом снова ко мне, — Я тебе на листике напишу.

Мужчина, оказавшийся композитором Таривердиевым, протянул мне визитку и произнес с заметным акцентом:

— Жду, звоните, приезжайте!

Подошли прочие знаменитые актеры. Бурков с хитрым лицом чего-то непонятное из-за шума произнес, пожимая руки. Ширвиндт протянул визитку и загадочным голосом произнес:

— Увидимся!

Яковлев подошел и обнял. А неизвестный, сидевший спиной, оказался будущим Фоксом. Александр Белявский тоже поблагодарил меня за исполнение очень душевно.

Рязанов подозвал официанта, взял у него какой-то бланк и написал что-то на его обратной стороне, протянул и сказал:

— Там телефон домашний и рабочий. И адрес. Другим не давай и сам не хулигань.

Потом вдруг притянул к себе и поцеловал в щеку. По ощущениям, я мощно покраснел. Поблагодарил музыкантов и проводил Лизу до места.

— Ну, ты даешь, Чика! Мне даже плакать захотелось! — как-то неестественно тихо для себя сказал Медик.

— Не знаю, что сказать… Ты какой-то совершенный, — косноязычно брякнул Жека.

— Че ты за хрень несешь? — возмутился я.

Подошел к нашей компашке дядя и заявил:

— Так, пацанва. Время уже позднее. Около десяти. С директором школы я договорился. Победителям положен отгул. Отсыпайтесь завтра…

Остаток слов потонул в буре восторженных криков. Вовка тоже орал и прыгал. Вроде не пил спиртного. Или пил?

— Дядь Коль, а как нам быть? Домой уже автобуса не будет сегодня, — уточнил я.

— Я и вас тоже отмажу. Позвоню вашему Николаю Николаевичу…

Блин, чуть уши от вовкиного ора не лопнули. Дал же Бог паскуднику такую глотку.

— А ты чего-то не очень рад завтрашнему выходному, — заметил родственник, когда Медик проорался.

— Все нормально, дядь Коля, очень рад. Просто очень устал за сегодня, — устало улыбнулся я.

Мы тут еще посидим, похулиганим. Я вам ключи дам от квартиры. Где белье лежит, найдете, — с улыбкой сказал директор.

У выхода меня отвели в сторону ребята-музыканты.

— Паша, ведь так тебя звать? — взволнованно спросил Андрей, — Ты нас поразил игрой, текстом, вообще всем. Нам твоя музыка очень понравилась. Давай к нам закинься как-нибудь, пообщаемся к взаимной выгоде.

Ага, клюнуло! Стоят патлатые, дружелюбно скалятся. Уверен, что начнут зазывать в свой бенд.

— Раз музыка понравилась, то дарю. Кроме песни Никольского и последней, сочиненной для одной девушки, — гордо так сообщаю.

— Песня Никольского про птицу, чель? — спросил Леша.

И дождавшись подтверждающего кивка, грустно заметил:

— Эх, мне бы ее…

Саша сказал, что в первый раз слышит эту песню. В группе он считался экспертом и знатоком всего, что касалось музыкальной тусовки. Я сделал непонимающую морду. Обстоятельный японец Серега рисовал на листике блокнота план прохода к их резиденции от метро «Фрузенская». Гнездились музыканты в клубе от фабрики «Красная роза».

Самый патлатый из музыкантов Саша заметил, что я не пожалею, если приеду. Обещал классный музон, новые знакомства и выпивку. Спросил их:

— А можно я с другом приеду?

— Можно и даже нужно, — ржут в ответ, — Девок всем хватит.

Серега мне неловко сует в руку волшебную бумажку. Блин, да это — пять рублей. Чувствую, что заливаюсь краской.

— Ребята, да вы что? Не нужно!

— Нужно… Ты с нами выступал. Извини, больше не можем дать. Но, ты достоин большего, поверь! — приятно и проникновенно высказывается Андрей.

Ломаться не люблю — не целка. Беру эти деньги. Смущаюсь, но беру. Музыканты прощаются со мной.

— А автографы? — жалобно восклицаю.

Парни рассмеялись, сказали, что это я должен автографы раздавать. Решили мне сделать суперский подарок — расписаться всем вместе на какой-то пластинке. Они уже где-то умудрились винил сотворить.