Наталия Шитова - Кира Вайори (СИ)

— Спасибо, Мишенька. И за обед, и за телефон.

Я убежала одеваться и вскоре была уже на улице.

На канале было морозно и малолюдно. Обычно даже зимой не бывает так холодно в Йери. Климат здесь мягкий и гораздо теплее, чем, например, в Питере. Но в этот раз, видимо, специально для меня подморозило.

Я достала телефон и перезвонила Шокеру.

— Привет, что ты хотел?

— Что у тебя случилось? — спросил он.

— Ничего такого, что стоило бы обсудить.

— Да? Как же мне враньё твоё надоело… — со вздохом сказал Шокер.

— Если ты и так знаешь, зачем спрашиваешь?

— Проверка на вшивость… Ты где?

— Гуляю.

— Конкретней?

— Иду по каналу, в сторону департаментов.

— А, вижу тебя. Отлично. Стой на месте, я сейчас.

Он отключился. Я остановилась, повернулась к заиндевевшему парапету, глубоко вдохнула морозный воздух.

Шокер подошёл, встал рядом.

— Не замёрзла?

— Я только вышла.

— А я давно уже болтаюсь по улице. Пойдём со мной.

— Куда?

— Пойдём, — он взял меня за руку и повёл, сначала по каналу, потом свернул на поперечную улицу с симпатичными особнячками.

Он ничего не говорил, просто шагал вперёд так быстро, что я почти бежала за ним.

— Шокер, куда ты меня тащишь?

— В отцовский дом.

Я не стала спрашивать, зачем, только крепче ухватилась за его замёрзшую ладонь.

От ворот в дом мы пробирались по неубранному рыхлому снегу. Шокер открыл дверь и подтолкнул меня в пустой, но светлый холл.

— Раздевайся, здесь тепло, я не выключаю отопление.

Он сбросил ботинки, снял куртку и пошёл куда-то вглубь дома.

— Ты не голодная? — крикнул он оттуда.

— Нет, — отозвалась я. — Что вы меня все кормите всю дорогу, житья от вас нет!

Я сняла куртку и обувь и пошлёпала искать Шокера. Нашла его в огромной пустой комнате с большим овальным столом посередине. Больше никакой мебели вокруг не было.

— Почему дом такой пустой?

— Продаю я его, — вздохнул Шокер. — От мебели уже почти избавился. Жалко очень. Я тут жил ребёнком, сразу после смерти мамы. На втором этаже одно крыло — отца и его жены, а в другом мы с Йаном хозяйничали. Больше я — он уже работал вовсю, когда я здесь поселился. Когда я женился, отец мне другой дом подарил, тот, где ты уже была. Это отсюда недалеко, через две улицы. Там мы жили, пока у нас всё было хорошо… Потом Валею и Илая пришлось сюда переселить, к деду. А когда Илай погиб, отец мой стал совсем плох, ему наняли сиделок, а Валя переехала к Йану и Рите… Крепко у нас всё запутано.

— Да, я с трудом вникаю.

— Всего в Йери у семьи Клайар три дома. Этот, мой и дом Йана, где сейчас Рита с твоим братом, где свадьба была. Этот дом после отца достался Йану, а от него практически сразу — мне. Но мне в Йери хватит и моего дома, он большой, мы там все прекрасно поместились.

— Шокер, у тебя дочка взрослая, ей пора жить самостоятельно. Так зачем ты дом продаёшь? Тем более, если жалко?

— Деньги нужны, — коротко ответил он.

— Всё так плохо? — испугалась я.

— Ну не настолько. На жизнь моему разросшемуся семейству должно хватить. У нас стабильный доход с семейных предприятий. Но деньги нужны. Не мне — Нарратору.

— А какое право имеет Марек заставлять тебя расстаться с домом?

— Он и не заставляет. И не спрашивал даже. Я просто знаю, что нужны деньги. А продать дом, да ещё такой хороший и в хорошем районе, можно куда быстрее, чем ферму в провинции, даже если ферма тоже неплоха и приносит доход.

— Да, дом хороший, это точно.

— Хочешь, покажу? Ну, это гостиная была. Я её не очень любил. Ещё внизу всякие хозяйственные помещения и жильё для прислуги. А вот наверху…

Шокер взял меня за руку и повёл за собой. Мы поднялись по лестнице наверх.

— Справа — отцовское крыло, тут ничего не осталось, я уже все комнаты очистил, — Шокер остановился в начале коридора и махнул рукой. — Здесь одна большая спальня, две маленьких и общая комната в торце.

Он потащил меня в левое крыло.

— А тут четыре маленькие спальни и общая комната.

Сначала мы по узкому коридору пришли в самый конец в просторную комнату с четырьмя огромными окнами. В ней не было ничего, кроме теннисного стола.

— Йан учил меня играть, — сказал Шокер с улыбкой. — Кончилось это тем, что однажды я так загонял его, что он упал и вывихнул руку. Больше он со мной не играл.

Мы пошли по коридору обратно.

— Здесь, — он махнул рукой на одну сторону. — Здесь одно время были гостевые спальни, потом в них жили мои дети. А напротив — ещё две спальни.

Он открыл дверь:

— Это комната Йана.

Я заглянула с порога. Комната была пуста, только в углу стоял довольно старой модели музыкальный центр и стеллаж, заполненный под завязку дисками.

— Не поднимается рука избавиться от этого. Йан очень долго собирал свою коллекцию, большинство с изнанки притащил. Не знаю, почему он с собой не забрал после свадьбы. Куда теперь это деть, не представляю… А вот это — моя комната.

Я рассчитывала увидеть голые стены и пару стульев, но была разочарована.

Оптимистичные сиреневые полосатые обои. Но их почти не видно за множеством плакатов и рисунков. Плакаты — что-то из жизни рок-музыки, рисунки — какие-то карандашные наброски, лица, человеческие силуэты.

Неширокая кровать, по-холостяцки придвинутая к стене, небрежно наброшенное на постель одеяло, а сверху ещё и клетчатый плед.

Письменный стол, такой обычный, ученический, со старым-старым компьютером, какой-то дурацкой настольной лампой и кучей книжек, половина из которых на гатри, половина на русском. Обкусанные карандаши в полинялом деревянном стаканчике. Полустёртый ластик.

Щербатый скейтборд в углу. И там же теннисные ракетки в прозрачном пакете и рядом поношенные кроссовки, в которые сегодня вряд ли влезла бы нога Шокера.

— Так вот ты какой на самом деле, Андрей Клайар…

— Разочаровал? — усмехнулся он.

— Нет. Но ждала другого. Думала — очередной муляж жилища. А ты, оказывается, когда-то был живым.

— Здесь я себе это позволяю. В своём доме раньше тоже позволял. Теперь только здесь.

— Что за рисунки на стенах?

— Мои, — равнодушно отозвался он. — Давно когда-то баловался.

Я вышла на середину комнаты, хорошенько осмотрелась вокруг и повернулась к Шокеру.

— Нельзя тебе этот дом продавать.

Он повёл плечами и сказал задумчиво:

— Есть вещи поважнее ностальгии. И есть долги важнее всех вещей.

— Это что, стихи?

— Да.

— Только не говори, что твои. Я этого не перенесу.

Он рассмеялся, пожал плечами и ничего не сказал. Вот и пойми его.

Мой телефон затренькал. Я вынула его из кармана.

— Да, Миша.

— Ты где?

— Гуляю.

— Я всё закончил, давай я к тебе навстречу выйду.

— Не надо, Миша.

— Почему? — удивился он.