Александр Полещук - Великое Делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой

Толпа шумно потребовала смерти моего хозяина.

— Вы не знаете этого гнусного обманщика! — кричал тосканский вельможа.- То, что он показывал сегодня на ярмарке,- только шутка по сравнению с тем, на что он способен!

— А это что за мальчишка? — спросил вдруг кто-то, указывая на меня.

— Одо…- ответил я как мог тихо.

Но толпа зашумела:

— Одо?! Да он сродни нашей славной реке! Утопить его, утопить!..

Со смелом и шутками меня потащили к реке, которая, на мое несчастье, называлась рекой Од. Здоровенный купец схватил меня за ноги и, широко размахнувшись, швырнул в воду. Я погрузился до самого дна, а когда стал выплывать, то сквозь воду слышал крики толпы ка берегу. То и дело ныряя, я выплывал все ближе и ближе к другому берегу. На мое счастье, вода была слишком холодна, а злоба против нас уже успела остыть, к за мной никто не бросился. Вскоре я уже стоял ка другом берегу. Бегом я бросился к таверне, в которой были оставлены наши пожитки, быстро взбежал наверх и, схватив одну из попавшихся мне наших сумок, выбежал наружу. Через реку на большой лодке возвращались с ярмарки ремесленники и торговцы. Нужно было уходить, и я торопливо зашагал прочь от города.

Только тогда, когда белые стены крепости скрылись из виду, я сел на высокую желтую траву и раскрыл сумку. В ней были деньги и драгоценности хозяина.

Невдалеке от Нарбонна я догнал открытую повозку, в которой сидел мой хозяин. Шесть или семь всадников окружали ее, а впереди, распевая удалую песню, ехал Лоренцо из Тосканы — так, кажется, звали этого знатного сеньора. Его рыжий жеребец был строен, как олень, и могуч, как тур. Но не я один обратил на него внимание в этот вечер…

Барон, владелец замка, где Лоренцо остановился на ночлег, дотемна не отходил от рыжего жеребца своего гостя.

Поздно вечером я проник в комнату барона и, высыпав перед ним все золото, которое было в сумке моего хозяина, упал на колени, умоляя спасти жизнь Даниила из Трансиордании. Звон дукатов придал решимости барону. Он отправился в большую комнату, где расположился Лоренцо со своими спутниками. Вскоре я услышал крики, ругань, а затем и звон оружия. Очевидно, там закипел бой.

Воспользовавшись суматохой, я вывел из конюшни первого попавшегося мне коня. Это был рыжий жеребец Лоренцо. Ножом разрезал я путы на руках и ногах хозяина. Хозяин медленно, прямо с телеги перебросил свои затекшие от веревок ноги на неоседланную спину коня, помог забраться мне, и мы помчались.

Сзади нас все разрасталось зарево пожара: видимо, кто-то в пылу сражения перевернул светильник. И мне все казалось, будто я вижу, как в языках пламени бьется сверкающим мечом неистовый и надменный Лоренцо.

Утром хозяин заставил лечь коня, а мы растянулись рядом на влажном песке. Ветер шевелил мохнатый кустарник мягкие, неуловимые струйки песка лились у меня с ладони. Светло-зеленое, сверкающее золотыми блестками море шумело перед нами. Высокие волны набегали на берег и, шипя, отступали.

— Я не пойду с вами хозяин! — сказал я.

— Да, с тебя хватит, я согласен…

— Я буду алхимиком. Буду! Я найду философский камень. Это так интересно! Только не надо обманывать…

— Существует ли он, этот камень?..

— Я буду искать. Я люблю смотреть, как плавится медь, как дробятся и сливаются вместе капли ртути, будто олово, расплавленное, но холодное. Я люблю возиться зимой у печи-атанора и следить, как настой из трав по капле возгоняется из реторты… Я буду алхимиком, хозяин!

Мессер Даниил раскрыл сумку.

— Черт, да где же все золото?!

— Ваша жизнь стоила его, хозяин!

— Здесь осталось всего несколько монет. Возьми их, Одо! Бери с сумкой… Мне они не нужны.

Я доеду до Монпелье, там еще не кончилась ярмарка, и продам этого рыжего красавца. Он стоит не одну сотню дукатов.

— Хозяин, в сумке лежит пергамент.- И я вынул тот самый арабский документ, который был прибит к виселице старика Готфрида.- Вы говорили, что в нем описан способ приготовления узуфура, лекарства от всех болезней…

— Узуфур? Я не умею читать эти закорючки. Возьми его, он твой. Может быть, а нем содержится секрет Красного камня алхимии… Но, Одо, если ты в самом деле хочешь стать алхимиком и всю жизнь дышать невидимыми ядовитыми испарениями, исходящими от раскаленного серебра или кипящей ртути, то я дам тебе письмо к моему старинному знакомому…

Когда-то я учился в Англии, в Оксфорде.

Мне пророчили блестящую будущность, но я, как видишь, избрал другие пути… Меня очень любил один профессор. Сейчас он оставил кафедру и занимает высокое положение епископа Линкольнского.

Я напишу ему несколько слов, он поможет тебе.

Но не рассказывай ему, прошу тебя, обо мне. Он будет, пожалуй, огорчен.

В ближайшей таверне у проселочной дороги мой хозяин написал коротенькое письмо на обороте арабского пергамента. И мы расстались. Упругой, неутомимой рысью бежал по светлой дороге рыжий жеребец. На повороте хозяин повернулся, махнул мне рукой и скрылся навсегда.

Два года продолжался мой путь -в Англию, в графство Линкольн. Это был трудный путь. Часто я вынужден был забывать о своей цели и заботиться о сохранении жизни, о том, чтобы бренная ее нить не прервалась из-за холода и голода…

Кем только мне не пришлось быть, пока я не встретился со стариком — жонглером и фокусником! Он обучил меня своему сложному и любимому народом искусству. На рыночных площадях я пел песни о великих битвах и могучих героях, побеждавших великанов и волшебников, подбрасывал и ловил блестящие ножи и несколько медных шаров, а старик собирал деньги. Слава о моем искусстве опережала бедную лошадку, впряженную в повозку с нашей утварью. Иногда нас приглашали даже в замки, где мы развлекали богатых и знатных вассалов.

— На юг! — говорил мой товарищ.- На юг, туда, где плещется море, где не нужна теплая одежда.

— На север! — отвечал я.- Только на север! Мне нужно прийти в графство Линкольн…

Парусник перевез нас из Булони к меловым берегам королевства Англии. Здесь жонглеров еще больше любили, чем в Бургундии или Шампани. Старик-фокусник простудился в дороге. И я оставил его у крестьянина, отдал все деньги, которые имел, а сам продвигался все дальше и дальше на север. В сияющем мае я уже брел по цветущим лугам графства Линкольн. Но неожиданное и жестокое разочарование ожидало меня: слуги епископа Линкольнского сказали мне, что тот епископ, к которому я шел, уже давно умер.

— Иди в Оксфорд,-посоветовали они мне.- Там живет ученый монах, большой друг нашего покойного епископа.