Александр Полещук - Великое Делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой

— А как думает Жак?-спросил я.- Ведь, насколько мне известно, он должен считать речь результатом длительных коллективных усилий? Так ведь у Энгельса? Речь — результат коллективного труда, речь — дитя труда.

— Жак тоже уверен в успехе!-быстро ответил Годар.- Замечания Энгельса… Не улыбайтесь, Карл, Фрезер познакомил меня с ними. Действительно, когда животное находится в естественным условиях, оно не испытывает никакого неудобства от неумения говорить. Но теперь, после тысяч и тысяч лет общения с человеком, прирученное животное, прежде всего собака и лошадь, обладает более податливой и чуткой нервной системой. Общение с человеком, участие е труде вместе с человеком привели к появлению новых чувств. Можно не сомневаться, что у них появилась потребность и в членораздельной речи, пусть примитивной. Препятствие только одно: отсутствие органа речи. Но стоит голосовым органам хоть как-то приспособиться, как животное начнет говорить, частично копируя, частично, в очень узких пределах, и понимая…

— Вы говорите о попугае? Но попугаи просто повторяют слова, не понимая их смысла!

— Это не так, это ошибка! Как ни мал запас слов у попугая, но, раздраженный, он будет выкрикивать ругательства, которым его научил какой-нибудь матрос, а захочет есть, будет просить лакомство и никогда не перепутает одного с другим. И это попугай! А собака обладает несравненно более развитым мозгом, ей только не хватает органа речи. И мы его создадим!

— И вы надеетесь объяснить ей, что вот, мол, к ее гортани приживлены две тонкие проволочки, называемые электродами?

— Конечно, все не так просто! Мне трудно сказать, на что я надеюсь…

Годар не сразу принялся за Альму. Он обложил себя учебниками и атласами по анатомии собаки. Он успешно прооперировал несколько других собак, и все они хорошо перенесли эту пробную операцию.

Фрезер появлялся все реже и реже: его захватили какие-то дела, связанные с забастовкой в Шарлеруа. Правда, его помощь и не очень была нужна: аппарат Фрезера — небольшая коробочка с батарейным питанием, собранным на полупроводниковых триодах,- работал безукоризненно. В него был вмонтирован крошечный динамик.

Мы опробовали его на биотоках действия человеческой руки.

Достаточно было положить руку на медную пластинку, соединенную с прибором, как в динамике раздавался очень сложный звук, похожий на низкий голос. Сожмешь руку в кулак — и звук становится выше. Распрямишь пальцы — и звук уже другой, вибрирующий.

Через несколько недель Альма совсем оправилась от операции, на ошейнике ее был серебряный контакт- выход вживленного электрода. Фрезер и Годар целыми днями вырабатывали у Альмы рефлекс на звуки различной высоты. Альма уже не бежала к кормушке на высокий звук: она знала, что только при низком звуке там будет лежать мясо. В ней выработалась реакция на высоту звука, на его протяженность.

Наконец к ошейнику Альмы подвесили весь аппарат вместе с динамиком. Теперь в комнате раздавались самые различные звуки. Альма долгое время не могла сообразить, что эти звуки связаны с ней, порождаются ее различными желаниями. Понять этого она не могла, но почувствовала скоро, и вот при каких обстоятельствах.

Годар настлал в клетке Альмы металлический «пол, соединенный с индукционной катушкой, дававшей резкий и неприятный ток, как только в комнате раздавался звук определенной частоты. Альма вначале вела себя очень спокойно. Динамик, укрепленный у нее на груди, гудел и свистел, как вдруг среди беспорядочных звуков появился тон, на который включалась индукционная катушка. Альма вздрогнула и заметалась по клетке. Мне стало жаль Альму, и я ушел из лаборатории.

Через двадцать часов Альма успокоилась. Годар разбудил меня. И я, спустившись к нему, был поражен: Альма спокойно расхаживала по просторной клетке, выпила воды, съела подачку. Ее динамик по-прежнему беспорядочно гудел, но звук, включавший неприятный для Альмы электрический ток, не появлялся. Альма исключила опасный звук из диапазона своего искусственного «голоса». Она «поняла»! Этот опыт сыграл большую роль в дальнейшей тренировке Альмы: она стала внимательно следить за звуками, вылетавшими из динамика.

Следующим этапом была выработка рефлекса на пищу. Альма стала получать пищу только после того, как Фрезер или Годар включали автомобильный гудок, укрепленный на лабораторном столе. Альма очень быстро поняла, что этот протяжный звук гудка предшествует появлению пищи. Но гудок с каждым днем раздавался все реже и реже; все реже появлялась и пища. Какова же была наша радость, когда Альма после двадцати восьми часов голодания вдруг «нащупала» в своем искусственном «голосе» звук, близкий к тону гудка, за которым следовала еда!.. Специальное устройство, соединенное с кормушкой, тотчас же выбросило перед самым носом Альмы маленький кусочек мяса. Альма много раз издавала этот чудодейственный звук, и каждый раз перед нею появлялся очередной кусочек мяса.

— Она объестся! — сказал Фрезер.

— Пусть! — возразил Годар.- Но мы не можем, не должны «разубеждать» ее сейчас, иначе собьем ее, она перестанет понимать нас.

Альма действительно объелась. Фрезер вскрыл консервы, Годар устроил обыск в буфете. Сахар, ломтики колбасы и сыра, печенье, сосиски — все это засыпалось в бункер кормушки. И Альма, помахивая хвостом, уплетала и уплетала… Наконец она насытилась и уснула. Затаив дыхание, мы стояли перед ее клеткой. Даже во сне Альма повизгивала.

Вскоре удалось составить код условных звуковых сигналов на десятки вещей. Альма научилась издавать различные звуки, требуя воду, еду или просясь на прогулку. Иногда мы отключали от ее ошейника аппарат Фрезера. И Альма очень скоро поняла свою зависимость от этого серого ящичка с ременными застежками, ящичка, открывавшего для нее волшебный мир удовлетворенных желаний.

— Фрезер разрабатывает более совершенный преобразователь биотоков,- -пояснил Годар.-Он хочет, чтобы она говорила. И я думаю, что нам удастся это сделать.

Не стану описывать всех последующих работ. Среди них были очень сложные.

Альма стояла в специальном станке. Чувствительные приборы чертили электрограмму ее. мозговых импульсов, регистрировали малейшие подъемы и спады.

Часами перед ней на конвейере, а затем и на экране появлялись и исчезали предметы и вещи, люди и животные, комната оглашалась громкими и сложными звуками. Альма обучалась копированию звуков человеческой речи… «Слова» Альмы, малоразборчивые, но очень точные по высоте, постепенно становились все более и более членораздельными.

Называть предметы она еще не могла. Не могла, как мы ни бились… И вот однажды я положил в карман «Альмин голос», как мы в шутку называли аппарат Фрезера, и отправился с нею гулять. Альма была спокойна, не обращала ни малейшего внимания на встречных собак, которые везли на рынок тележки с молоком и овощами. В ней появилось что-то новое, резко отделяющее ее от сородичей. Мне казалось, что даже походка Альмы изменилась и что она иногда копирует прихрамывающего Годара и припадает на заднюю лапу, хотя Рене ручался, что Альма совершенно здорова.