Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая

Однако на этот раз приезд банкиров, помимо объявленной повестки по борьбе с отмыванием денег, был связан с секретным сообщением о поимке Алексея, которое вечером в понедельник Фуртумов разослал по закрытым каналам финансовой спецслужбы. Взглянуть на “обезумевшего русского”, который всего лишь несколько дней назад пытался обрушить устои монетарной системы, и удостовериться в том, что отныне он находиться под надёжным контролем и лишён прав, позволивших бы продолжать деструктивную деятельность, пожелали не только некоторые из побывавших на балу у герцога Морьенского западных дипломатов, но и крайне редко выходящие на свет тузы, одно лишь упоминание которых вызывает у финансистов благоговейный трепет, а у публики попроще распаляет нехорошие мысли о всемирном заговоре и близящемся конце времён.

Фуртумов понимал, что успешно завершившаяся охота на Партизана вручает ему в руки козырь невиданной силы: отныне он лично получал возможность задавать тон на встречах финансового истеблишмента, приобретал немыслимый прежде авторитет и давал свой стране шанс перейти из малопочётного второго класса на люксовую палубу глобального финансового корабля. В какой-то степени он оказывался даже влиятельнее и важнее самого важного в государстве человека. Как опытный аппаратчик, Геннадий Геннадьевич прекрасно понимал, чем чреваты подобные взлёты, однако рассчитывал быстро и скрытно конвертировать свой внезапно возросший политический потенциал в менее заметные практические результаты, обладая запасом которых он мог бы долгие годы, ни на что не покушаясь, спокойно и эффективно трудиться на занимаемом посту.

В этих условиях будущее Алексея рисовалось Фуртумову весьма туманным, если рисовалось вообще. Выпускать Партизана на волю было крайне нежелательно - после из ряда вон выходящего поступка, совершённого в Сен-Морисе, его бывший узник рано или поздно прибрёл бы широкою известность, которая могла многому и многим навредить. Продолжать держать в клетке - тоже не годилось, поскольку оставшиеся на свободе его друзья и подельники, включая заграничных, рано или поздно поднимут шум. Убить? Геннадий Геннадьевич, будучи человеком высоконравственным и старавшимся не произносить этого слова даже в мыслях, тем не менее периодически обдумывал и такой крайний вариант. Правда, всякий раз он давал отбой из-за опасения, что часть ещё невыявленных секретов арестант способен унести с собою туда, откуда не возвращаются.

В результате оставалось одно: обращаться с узником максимально корректно и в ближайшее время, возможно, даже отпустить на волю, установив над ним негласный надзор и блокировав возможность отъезда за рубеж. При такой стратегии можно будет продолжать понемногу выуживать остающиеся тайны, действуя где лаской, где угрозой кнута, ну а если вдруг потребуется - потерять сердечного друга в какой-нибудь неожиданной автомобильной аварии.

Поэтому в качестве предварительного варианта Фуртумов решил продержать Алексея под замком до начала следующей недели, после чего сделать вид, что отпускает на свободу. Вариант представлялся во всех отношениях оптимальным и позволял, ежели западные гости того захотят, вечером в пятницу вызвать пленника с ними на разговор. Показать, так скажем, вчерашнего правдоруба и ниспровергателя основ в образе жалком и смешном, подчёркивающем мощь закона и его, Фуртумова, приверженность принципиальному мировому порядку!

Но, разумеется, ключом к дальнейшей судьбе пленника являлось подтверждение верности кода, которого Геннадий Геннадьевич напряжённо ждал из Швейцарии, кляня медлительность агентов и сетуя на разницу в часовых поясах.

Сигнал от агентов поступил, когда в Москве было около шести вечера - выходит, он дожидался его, переведя все звонки на замов, целый рабочий день! Агенты докладывали, что правильность сообщённых им кодовых цифр подтверждена, однако для разбронирования резервного депозитария, в котором хранятся дубликаты, требуется решение Совета банка. Заседание Совета банка состоится завтра утром, в пятницу, однако это чистая формальность, уже ничего не способная изменить.

Фуртумов был более чем удовлетворён: в глубине души он ожидал от швейцарцев куда больше “закавык” и козней, а тут ситуация разрешалась в совершенно рутинном ключе! На радостях он распорядился, чтобы Партизану купили и привезли на заказ любой цены одежду из ЦУМа, а также доставили “нормальный ужин из хорошего ресторана” - пусть предстанет перед первейшими финансистами планеты в потребном виде. На понедельник Геннадий Геннадьевич наметил обсудить с кем следует вопросы наружного наблюдения и удалённого контроля за Алексеем, после чего, если всё пойдёт по плану, он широким и благородным жестом отпустит его “на волю”.

Однако буквально следом возникли обстоятельства, меняющие ситуацию кардинально.

Вопреки обыкновению, без разрешительного звонка в кабинет к Геннадию Геннадиевичу не вошёл, а ворвался Наливайко, размахивая какой-то бумагой. Это поведение помощника настолько не соответствовало его обычной сдержанности, что Фуртумов собрался было в неодобрительном тоне поинтересоваться о причинах подобного вторжения - однако был упреждён.

Едва не налетев на широкий письменный стол, Наливайко вывалил перед собой несколько листов, обеими руками пододвинул их поближе к шефу и уставился на него широко раскрытыми горящими глазами.

— Ты с чего это такой сегодня?— достаточно мягко, стараясь пересилить встречное волнение и отчасти возмущение, поинтересовался у помощника Фуртумов.

— А вы читайте! Читайте, пожалуйста!

Геннадий Геннадьевич взял в руки один из листов - и спустя несколько секунд с нескрываемым удивлением вернул обратно.

— Что это?

— Анализ концевых участков ДНК, так называемых редумеров!— ничтоже сумняшеся, выпалил Наливайко.— Я вам сейчас всё объясню.

“Истинно сумасшедший!— подумал Фуртумов.— Но в работе этот тип незаменим. Кто знает - может, благодаря таким сумасшедшим и крутится мир…”

И дал понять помощнику, что внимательно его слушает.

— Дело, значит, вот в чём,— всё ещё не в силах отдышаться, продолжал Наливайко.— Помните, историки докладывали нам, что за царскими сокровищами охотились двое чекистов, пропавших под Ржевом в 1942 году, а годом раньше примерно в тех же краях исчез некто Александр Рейхан, также причастный к интересующему нас делу? И ещё я вам говорил, что сделанное с помощью камер фото человека, которого мы начали подозревать, как две капли воды похоже на архивное фото лейтенанта НКВД Гурилёва - того самого, что как в воду канул?

— Помню. Но мы же с тобой решили, что это либо мистификация, либо в Тверской области орудует кто-то из потомков того самого Гурилёва, что-то прознавший из семейных архивов. Какие ещё могут быть варианты?