Виталий Полищук - Незримое, или Война в иномирье. Монасюк А. В.: Из хроник жизни – удивительной и многообразной. Книга вторая

Проверка текущих дел, впрочем, показала, что закупочно-торговые дела его компании идут успешно – копра по-прежнему пользовалась спросом – производственные мощности Юго-Восточной Азии постепенно наращивали темпы.

Так в делах прошло несколько дней.

Потом – еще несколько.

Но Каладжи Неру не паниковал, не нервничал и не тревожил звонками своих московских исполнителей – будучи бизнесменом сам, он понимал сложность задания, которое сейчас исполнялось далеко от его жаркой страны.

Факс пришел вскоре после этого. Он был коротким.

Название корпорации – и список прилагаемых фамилий специалистов с расшифровкой их рода деятельности, их роли в компании, возможности влиять на общее состояние дел в корпорации, где они служили.

Итого тринадцать фамилий.

Следом по электронной почте поступило второе сообщение – фотографии всех тринадцати. И итоговый счет за выполненную работу.

Каладжи Неру отдал распоряжение бухгалтерии – произвести расчет по межбанковской компьютерной сети с московской фирмой, аккуратно собрал полученные документы в папку, и, вызвав секретаря, попросил пригласить к нему всех, кто возглавлял обычно работу фирмы в его отсутствие, а для него заказать билет на самолет до острова Рождества.

Анатолий Васильевич и Джолианна, приехав в Женеву, разделились прямо на вокзале – Джоли пересела на поезд и поехала в Германию, а Анатолий – домой. Ему предстояло разобраться с делами, которые накопились за пять дней отсутствия, да и могло появиться что-то срочное, пока они с Джоли летели из Москвы.

Что касается Джолианны, то у нее оставалось два дня от отпуска, после чего она должна была также выйти на работу.

Поэтому в самолете они почти не разговаривали. Что же касается ЧЕГО-ТО, что бросилось Анатолию в глаза в доме у Лены Алиной, то что-то подсказывало ему, что спрашивать об этом Джоли – не надо – есть вещи, которые решает про себя человек только сам. Если она захочет поделиться с ним своей болью, страхом, проблемами (или что ее так мучит), то она это сделает сама.

Николай, который, как обычно, сидел за рулем «Вольво», покручивая руль, спросил, полуобернувшись к сидящему сзади Монасюку:

– Анатоль Васильич, а что вы сотовым телефоном никогда не пользуетесь?

Анатолий заерзал на сидении, устраиваясь поудобнее, а потом, наклонившись вперед, положил подбородок на спинку переднего сидения и, гладя сквозь лобовое стекло, ответил:

– Я, Коля, воспринимаю физически облучение от телефонной трубки. Как только наберу номер, или мне позвонят по сотовому и я включаю прием – в общем, как только трубка оказывается у уха, то через несколько секунд начинает кожу уха и вокруг уха печь, как будто огнем жгут. Приходится руками «чистить» ухо – в смысле, движением кисти руки вокруг уха как бы снимать ожог. Ну, знаешь, как экстрасенсы «чистят» биополе?

– Да видел сто раз по телеку.

– Ну, значит знаешь, что к чему. Так вот, спрашивается – если я получаю облучение при пользовании телефоном, то, как говорят в Одессе «ну, и для чего мне это еврейское счастье?»

– Так вы ж не еврей!

– Нет. А счастье получается еврейским – в смысле, что евреям всегда все оборачивается бедами и невзгодами.

– Это Осиновскому, например?

– Коля! Чувства юмора поднаберись!

«Осиновский, Осиновский… – закрутилось в голове. Что и откуда ты узнаешь, Осиновский?»

Ах, как хотелось Монасюку «забраться» в его сознание и покопаться в нем – но нельзя, нельзя… Если уж простой охранник у ворот смог почувствовать Анатолия внутри себя, то что говорить о патологически осторожном Осиновском – мигом почувствует и все поймет! И поднимет шум, и по большому счету, будет прав – Бейтс, Сото и Паша Осиновский дали Монасюку огромные деньги, обращаются с ним, как с равным, а он без их согласия копается в их же головах…

Настроение испортилось. Выразилось это в том, что по приезде домой он не обнаружил на месте горничную – Галина опоздала на работу, так как жила на квартире в городе. Монасюк впервые раскричался, появившуюся в этот момент Галю обругал и довел до слез, а потом сам же и утешал, гладя молоденькую девушку по голове, как ребенка…

В глубине души он понимал, что все это результат навалившихся вопросов: «Что такое творится с Джоли? Почему исчез и не появляется Анатоль?»

И главный вопрос, даже не вопрос, а проблема – Осиновский…

Поэтому очень кстати оказалось содержание одного из телефонных звонков, полученных в отсутствие Монасюка и, наконец, доложенных ему, как только он получил для этого возможность, секретарем Лихтштейнером.

Из Америки звонил Саймон, племянник Бейтса. Он интересовался, не собирается ли Анатолий Васильевич к ним в Джорджию, так как хотел посоветоваться с ним «по очень важному делу» – Александр Лихтштейнер выделил голосом последнюю фразу.

– Александр, вы уже оформили мне визу на въезд в США? Тогда закажите мне билет на ближайший самолет до Джорджии – узнайте, какой там самый удобный аэропорт, чтобы из него побыстрее добраться до этого городка Фримена…

Летая самолетом Бейтса, Монасюк до сих пор обходился без визовых разрешений – у таких людей, как Бейтс, были особые отношения с властями собственной страны.

Но теперь Анатолий решил лететь как обычный гражданин мира – с наличием документов, разрешений и виз – в общем, «как все».

Виза была, билет через час заказан, переговоры с Изумрудной долиной оказались, как и прежде, безрезультатными.

Анатолий позвонил на мобильный телефон Джолианне – она собиралась вернуться назавтра и сразу приступить к работе.

Лихтштейнер проинформировал, что созвонился с господами Сото, Бейтсом и Осиновским – они сказали, что (далее он процитировал по бумажке): «Все хорошо, изменений никаких, благодарим за звонок».

От местного аэропорта до Фримена, а затем до фермы Джереми Бейтса Монасюк ехал в наемном автомобиле.

В Джорджии стояла поздняя осень, солнышко светило, но его то и дело закрывали низкие белые, быстро бегущие по синему небу облака, и тогда сразу же становилось прохладно.

Но Анатолий смотрел в открытое окно. Он сравнивал сельскохозяйственный пейзаж Средней Европы и Северной Америки.

Пожухлая трава, за лето выгоревшая на солнце, не имела вида ухоженной и окультуренной – в этом смысле просторы за окном очень напоминали российские просторы.

Но вот автодороги Америки – конечно, не случайно всегда были гордостью США.

Они ехали по дороге, не имеющей статуса федеральной трассы, но даже по ней старенький автомобиль шел беззвучно – лишь шуршали шины, соприкасаясь с гладким, почти как стекло, покрытием. Ни выбоинки, через каждые двадцать-тридцать миль – свороток к закусочной и заправочной станции, или к мотелю, магазинчику. И обязательно – туалеты.