Франсис Карсак - Робинзоны космоса - Бегство Земли - Рассказы.

Один за другим высказались представители Франции, Англии, Германии, скандинавских стран, СССР, Китая, южноамериканских государств, Антильских островов, Полинезии и т.д. Когда настал черед США, все взоры устремились на Дональда Джонса. Атлетическая мощь сочеталась в нем с шармом киноактера, коим он и являлся, долгие уже годы оставаясь идолом для девушек и женщин всего мира. Он встал с несколько самодовольной улыбкой на губах.

— У нас также все в порядке: результаты превышают ожидания более чем на 10%. Должен, правда, заметить, что я изначально нахожусь в более благоприятном положении, но и мои не столь удачливые коллеги тоже потрудились на славу.

— Сколько у вас сейчас? — поинтересовался кто-то.

— На данный момент — 544.

— Далеко ж вам еще, не так ли?

— Так мне всего-то тридцатник!

— Господа, господа, у нас все-таки рабочее заседание! — прокричал председательствующий, хватаясь за колокольчик.

— Что ж, — добавил он, когда смех в зале стих, — показатели, следует сказать, вполне удовлетворительные. Сейчас мы, согласно традиции, произнесем наш обычный тост. Завтра и в последующие дни соответствующие комиссии соберутся для подготовки нового десятилетнего плана. Следующее собрание пройдет в Мадриде в 1980 году.

Он нажал на кнопку вызова. Вошли официанты, толкая перед собой столики на колесиках, заставленные бокалами и шампанским. Разлив вино по бокалам, обслуживающий персонал удалился. Тяжелые герметичные двери закрылись.

— Друзья мои! — провозгласил председательствующий. — За Homo superior ! За генетическую победу! И главное — за нашего Пращура, который сумел, живя в изоляции в мире, где наука еще не существовала, познать собственную натуру и в одиночку приступить к реализации плана, который и поныне пытаемся воплотить в жизнь все мы!

Все степенно выпили.

Оставшись один в опустевшем зале, председательствующий с минуту-другую с задумчивым видом созерцал картину, на которой был изображен еще молодой мужчина в старинном костюме, казалось, не сводивший с него живых глаз.

— Нелегко ему, должно быть, пришлось одному-то!

Затем губы его растянулись в улыбке.

— И однако это уж слишком! 1003! Даже интересно, удастся ли Дону Джонсу в итоге побить его рекорд!

Профессор Борд живет, вместе с женой и младшим из троих своих детей, на большой и красивой вилле, расположенной в глубине парка, неподалеку от Таланса, где, на факультете наук университета Бордо, читает курс лекций и пишет книги по археологии и истории первобытного общества, книги, высокую ценность которых признают все без исключения ученые.

Но профессор Борд является не только заведующим кафедрой доисторической археологии Бордосского университета, но и — под псевдонимом Франсис Карсак — одним из величайших современных французских писателей, работающих в жанре научной фантастики.

— Откуда этот псевдоним — «Карсак»?

— Это название одной деревушки в Дордони, где у меня есть дом, только и всего...

И профессор Борд — но мы будем называть его Франсисом Карсаком — набивает трубку, ожидая следующего вопроса. Выглядящий лет на пятьдесят, он в чем-то похож — в плане физическом — на своего знаменитого однофамильца, Рэймона Борда, в том числе и благодаря очкам «а-ля Марсель Ашар».

— Мой первый роман? Он так и остался неизданным... Да он мне, по правде сказать, и не нравится. С этой книгой связана одна история. Во время войны, прежде чем вместе с другими студентами уйти в подполье, я работал «шахтером» в Дордони. Как-то раз мои товарищи попросили меня рассказать им что-нибудь интересное. А для меня это — раз плюнуть. Вот я и сочинил одну такую байку. Позднее она превратилась в роман. Но это было произведение дебютанта, не отличавшееся цельностью и полное несуразностей. Потом я написал «Робинзонов космоса», даже не помышляя тогда, впрочем, о том, чтобы когда-либо выпустить их в виде книги. Затем, примерно в то же время, когда зародилась коллекция «Рэйон фантастик», я завершил свой третий роман, «Пришельцы ниоткуда». Я предложил его — он был принят и издан. У меня даже попросили еще один. Тогда я вернулся к рукописи «Робинзонов» и создал из нее роман, сильно отличавшийся, как мне кажется, от изначального варианта. Эта книга, из всех мною написанных, имела наибольший успех. Она была переведена на испанский, итальянский, румынский, болгарский и русский. В России ее публикация обернулась настоящим триумфом. Там, за железным занавесом, этот роман очень нравится читателям.

— Многие «фанаты» научной фантастики вообще полагают, что вы — будем называть вещи своими именами — придерживаетесь «левацких» взглядов.

— Если меня и привлекает некоторая «левизна», то скорее советская, нежели французская, так как у русских «левизна» соответствует некоей концепции, с помощью которой можно управлять Вселенной, не будучи игрушкой в ее руках, в то время как «левизна» французская стремится исключительно к «комфорту». Индивидуалист ли я? Да, и в довольно-таки значительной мере. Я бы даже определил себя как своего рода анархиста. Мой принцип таков: не сокрушай других, но и не позволяй другим сокрушать себя. Человек — он для меня превыше всего.

— Есть ли для вас в области научной фантастики, так сказать, «духовные наставники»?

— Большое влияние на меня оказали двое: Уэллс и Рони. Но никаких «духовных наставников», как вы их называете, у меня нету. Не люблю кому-либо подражать. Уэллс и Рони стоят на недосягаемой высоте для многих авторов, пишущих в жанре научной фантастики; к тому же, они настоящие романисты, что является редкостью в этой области. Нравится мне и Баржавель, но его произведения преисполнены слишком уж примитивного идеализма. Для его персонажей счастье заключается единственно в том, чтобы вернуться на Землю! Есть еще одна книга Эрнеста Перошона, которую я обожаю: «Буйные люди»; в ней имеются просто-таки гениальные гипотезы. Не стоит забывать и американцев: среди них, наряду с Артуром Кларком, мой любимый писатель — Пол Андерсон. Но их я люблю читать не в переводах, а исключительно в оригинале. Что мне в них особенно нравится, так это то, что при написании романов они пользуются всевозможными статистическими данными.

— А сами вы в данный момент что-либо пишете?

— Нет, в данный момент у меня нет на это времени... Обычно я работаю по вечерам. Пишу страниц по десять за вечер. Но зачастую я приостанавливаю написание книги. Иногда корплю сразу над несколькими. Так, к примеру, «Пришельцы ниоткуда» сначала представляли собой рассказ об установлении контакта между землянами и инопланетянами. Затем я продолжил писать и придумал роман. Обычно я пишу книги вокруг какой-нибудь общей идеи, но даю волю воображению: результат порой изумляет меня самого! Сейчас у меня готовятся три романа. Первый находится на семнадцатой странице, второй — на двадцать пятой или тридцатой. Третий и вовсе пока лишь набросок. Один из этих романов будет называться «Ветер Кормора». Кормор — так назывался один из городов в книге «Наша родина — космос», продолжением которого и является этот роман. Но на сей раз на одну из планет попадает обитатель космоса. Мне нравятся вестерны, поэтому на этой планете у меня живут скотоводы. Таким образом я совмещу вестерн с научной фантастикой! Вторая книга будет называться «Другая Земля», и в ней пойдет речь о Параллельной Вселенной. Это будет почти что иллюстративный роман — ведь, согласитесь, у истоков развития цивилизации вполне могли стоять не хлебопашцы, а охотники. Вот и на Земле моего романа цивилизация берет начало от охотничьих племен, что определенно вызовет раздражение у тех моих коллег, которые утверждают, что цивилизация могла зародиться лишь от земледелия. Как по мне, так это вовсе не обязательно. Третий роман представляет собой смешение «фэнтези» и научной фантастики. В нем есть персонажи, обладающие магическими способностями, — этакие джеки вэнсы. Действие этого романа происходит на планете, «вернувшейся» в Средневековье, а главный герой чем-то похож на Робина Гуда.