Франсис Карсак - Робинзоны космоса - Бегство Земли - Рассказы.

— Почему вы вообще стали писать научную фантастику?

— Потому что это меня забавляет! Конечно, когда у меня «готовится» книга, я излагаю в ней свои взгляды на самые различные проблемы... Но прежде всего я рассказываю историю. Мне всегда это нравилось — рассказывать истории. Даже когда я был совсем еще ребенком. Уже тогда меня привлекало все необычное, причем в гораздо большей степени, нежели фантастика. И мне всегда нравились Поль д’Ивуа и Луи Буссенар, Морис Шампань и некоторые другие писатели.

— Быть может, и Рене Тевенен?

— И он тоже! «Охотник на людей» — один из величайших романов о сверхчеловеке, какие когда-либо были написаны. Читая эту книгу, вы буквально-таки чувствуете, как вас охватывает леденящий ужас! Нравится мне и Жозе Мозелли: «Конец Иллы» был первым научно-фантастическим произведением, которое я прочел в журнале «Наука и путешествия».

— Что вы думаете о научной фантастике в кинематографе?

— Я бы и рад заявить, что она мне нравится. Но зачастую все это выглядит весьма посредственно, если не сказать — забавно. При виде «киношных» лабораторий я смеюсь во весь голос — столь они далеки от лабораторий настоящих. Но вот «Запретная планета» мне понравилась — научная фантастика показана там на самом элементарном уровне, но местами фильм довольно-таки интересный. Нравится мне и первый «Франкенштейн», а мой любимый фильм — «Кинг-Конг». Вот и все, наверное!.. Вообще, я должен сказать, что практически не смотрю научно-фантастических фильмов, так как, в общем и целом, они сильно меня разочаровывают. В принципе, кино мне очень нравится. но его — настоящего кино — больше нет! Остались лишь интеллектуалы, которые треплются почем зря! Знали бы вы, как я тоскую по довоенным вестернам, в которых не было всех этих пустых рассуждений. Мне, кстати, нравится масса вестернов: «Красная река», практически все фильмы про индейцев, «Шейн», «Дилижанс»...

— А научно-фантастические комиксы вам нравятся?

— Да: «Ги л’Эклер» и «Люк Брадфер». Но и только; затем, на мой взгляд, все это пришло в упадок. Сегодня мне нравятся уже отнюдь не научно-фантастические комиксы: «Везунчик Люк», «Астерикс», «Тинтин».

— А современные научно-фантастические комиксы — такие, как, например, «Барбарелла»?

— Я пытался ее читать, но это такая скукотища! И потом, у меня просто нет на это времени. Как всякий ученый, я не люблю бессмысленность, странность ради странности. Я просто не вижу в этом необходимости. Именно за это я и ценю Пола Андерсона — за его научную точность. Кстати, а вам известно, что в «Ги л’Эклере», вышедшем в 1938 году, можно усмотреть формы современных самолетов, то есть созданных гораздо позднее?

— Стало быть, научная фантастика представляется вам неким отражением будущего?

— Да нет. Но когда ты придумываешь общество, то должен создать и подходящую для этого общества окружающую среду. Один из моих друзей, Спрэг де Камп, написал целый цикл романов, действие которых происходит на одной воображаемой планете. Так вот, я смог воссоздать карту этой планеты, следуя одним лишь его указаниям!

— А что вы думаете о романах, которые зачастую кажутся неправдоподобными с научной точки зрения, вроде тех, что издает «Флёв нуар»?

— Я редко читаю книги этой серии, но среди них встречаются и великолепные вещи. Что касается «Львов Эльдорадо», то после закрытия «Рэйон фантастик» я предпочел издать их в издательстве «Флёв нуар», где печатается Джимми Гиё, нежели в «Презанс дю фютюр», где издается Стернберг. Но, в отличие от постоянных авторов этой серии, я не пишу поточным образом. Впрочем, если бы некоторые из этих авторов располагали достаточным количеством свободного времени, они могли бы раскрыться как крайне талантливые писатели. Например, Ришар Бессьер или Джимми Гиё. Но последний, пусть он талантлив и не лишен воображения, пишет слишком много, что низводит его в ранг обычного бумагомарателя... Должен признаться, я им уже порядком пресытился. И потом, не следует забывать закон Старджона: «90 % чего угодно — полная ерунда», причем это касается не только научной фантастики.

— Каковы ваши вкусы в других областях — поэзии, живописи?..

— Я читаю много поэтов, от Гюго до Жарри и от Жана де ла Виля де Мирмона до Любека. Что касается романистов, то мне в основном нравятся зарубежные, возможно, из любви к экзотике.

В этот момент в просторной комнате, где мы находимся, комнате, стены которой сплошь покрыты книгами, к нам присоединяется мадам Карсак — пардон, мадам Борд. И мадам Борд (как и ее супруг, она очень известный археолог), лаская домашнего питомца, кошечку Нану, ласково перебивает мужа, чтобы признаться мне с улыбкой:

— Коллеги моего мужа по университету крайне удивлены тем, что столь серьезный и известный господин пишет научную фантастику!

И Франсис Карсак рассказывает по этому поводу такой анекдот:

— Когда в 1956 году я приехал в Бордо, то у меня уже были написаны три или четыре романа. Как-то раз один химик случайно узнал, что я и есть Франсис Карсак, и тут же мне признался, что написал продолжение «Робинзонов космоса». Он дал мне почитать роман — отличная, скажу вам, вещь! История начинается через семьдесят лет после окончания моей.

Затем, без какого-либо перехода, он подхватывает нить разговора:

— Что касается моих любимых художников, то среди них нет ни одного, кто рисовал бы «странное»: в этой области искусства у меня крайне классические взгляды! Из числа тех, в чьем творчестве имеются фантастические мотивы, полагаю, разве что Гойя «мог бы». Но он не обладает талантом Микеланджело.

— Что вы думаете о фанзинах?

— Я мало их получаю, и мне некогда их читать. Но я знаю, что они являют собой нечто великолепное — «испытательный стенд», если можно так выразиться. Именно в фанзинах впервые публиковались некоторые знаменитые американские фантасты.

— А как вам «Фиксьон»?

— Мне не нравятся его обложки! Данный журнал мне не особенно интересен: лучшие рассказы в нем — это американские тексты, почти все из которых я уже читал прежде в оригинале. Что до французов, то они проявляют не слишком много усилий для того, чтобы написать что-нибудь действительно стоящее. Хеннеберг был талантлив, но допускал крайне серьезные промашки: написал, к примеру, что Землю видно на расстоянии в пятьдесят световых лет! Не менее талантлив и Жерар Клейн, но он меня раздражает — старается подражать Брэдбери, до которого ему далеко!

Вскоре Франсис Карсак переходит в долгую и крайне яростную атаку на «Планету», журнал, который он безмерно ненавидит: в нем полно, по его словам, лживой пропаганды. Распаляясь все больше и больше, он дает мне почитать статьи с критикой в адрес «Планеты», написанные Повелем и Бержье. На добрые полчаса разговор уходит в сторону, оставаясь, тем не менее, весьма захватывающим! В конечном счете я у него спрашиваю: