Павел Шакин - Пси

– Что это? – Комендант поднял конверт вверх. – Скажите мне, что это, люди Великой Земли?

– Это директивы старейшин корпорации TРAX! – в тон ему дерзко воскликнул Ферзь.

– Верно! – яростно прорычал Хименес, закатывая глаза в диком экстазе. – Это закон! Это Завет! Это наш новый устав на три года!

Комендант Хордитауна, пошатываясь, приблизился к инспектору и вдруг рассмеялся.

– Феофан! Добро пожаловать, братуха!

Каменная маска Тоффа растянулась в довольной ухмылке, и они обнялись. Хименес целовал его по-русски в щеки и громко причмокивал.

– Ура! – раздался громогласный хор колонистов.

Заиграла калинка-малинка, откуда-то выскочили девицы в коротких расписных сарафанах и ударились в пляс. Хотя удивляться тут не чему – основатели TРAX были русскими. Когда танец завершился, нас пригласили на банкет. Зал столовой был куце украшен фиолетовой мишурой, из угощений – какие-то жареные слизняки, по всей видимости желобобрюхие, овощи и местное крепкое пиво.

Пребывавший в странной экзальтации Хименес поднялся на помост и поднял руку. Казалось, его широченная улыбка порвет ему рот. Все притихли.

– Милые гости! Хотя какие вы гости? С того самого момента, как вы впервые шагнули на поверхность нашей кормилицы, вы стали ее детьми и нашими братьями. Истинно говорю, мы здесь не просто сослуживцы, нас объединяют великие цели. Нога в ногу, шаг за шагом мы будем идти вперед! Свершения наши станут фундаментом эры вознесения человечества на доселе недосягаемые вершины. Эпические масштабы нашей миссии превратят вас в героев новых преданий, новой истории! Вашими именами назовут новые города, проспекты, улицы! Возрадуемся же, о, братья, великой судьбе!

Хименес прокашлялся и, видимо, собрался петь гимн поселенцев. Но тут к нему подскочил щуплый колонист со скатавшимся рыжим чубом, на плечах его красовались погоны жандарма. Хименес недовольно склонился, и тот прошептал ему что-то на ухо. На секунду его волевые, благородные черты лица сконфуженно обмякли, отчего комендант стал похож на перезревший баклажан. Однако он быстро пришел в себя.

– Дорогие друзья! – Хименес услужливо оскалился. – Дела не оставляют ни на минуту! С крайним прискорбием вынужден вас покинуть. Наслаждайтесь банкетом, а затем мой секретарь Марьян Дворник проведет для вас небольшую экскурсию по нашему поселению.

Комендант поспешно скрылся, и щуплый колонист сменил его на помосте. Судя по всему, это и был Марьян Дворник. Мягким теплым басом он затянул гимн поселенцев. Мне пришлось встать со всеми и нехотя открывать рот:

Марьян Дворник закрыл глаза, фанатичная дрожь то и дело пускала экстатическую рябь по его веснушчатой физиономии. Иные поселенцы вдохновлено держались за сердце, другие возносили руки к небу, третьих непроизвольно потряхивало. Прибывшие с Земли, казалось, вовсе не замечали этих странностей. Они мирно улыбались, сбивчиво бурча под нос слова своего нового гимна.

Академик Лукреций Джонс оказался высоким дружелюбным мулатом лет сорока – сорока пяти. Беззаботное афро, подкрученные усы, серьги в ушах. Кальян или банджо в его руках смотрелись бы куда уместнее микроскопа. Руководитель научного центра Хордитауна вел себя нарочито приветливо, обильно и остроумно шутил, подчеркивая тем самым демократичную атмосферу вверенного ему учреждения. Эдакий мудрый какаду среди недалекого воронья, он видимо играл роль политического громоотвода для творческой и научной интеллигенции колонии. Конечно его обожали. Сильный, жизнерадостный, открытый, для руководства он был костью в горле, а для подчиненных – примером для подражания, другом и отцом, Царем и Богом.

– Эх, Лукас, – расслаблено ворковал Джонс, подкручивая левый ус, – безмерно рад. Наконец-то свежая кровь. Нам позарез не хватало нового биолога, варимся тут в одной кастрюле, как старые курицы. Требуется новый взгляд, незамыленный. Чтобы суп получился вкусным, нужны специи. Перчик там, базилик, куркума. Судя по шуму, который ты наделал в Тирасполе, самое тут тебе и место. Фауна здесь, сам знаешь, специфична, зато исключительно твоего профиля. Есть где жеребцу развернуться.

Лукреций Джонс был хорошим актером. Было в нем что-то магнетическое. Пара незатейливых шуток и я проникся к нему глубокой симпатией. Точнее не я, а Лукас Форш. И если молодой ученый уже испытывал острую необходимость в одобрениях своего наставника, то Кларк Линд прекрасно осознавал корни подобных чувств. Именно Лукреций Джонс изобрел систему зомбирования, которой пользовалась корпорация TRAX. Более того, он являлся превосходным гипнотизером, парапсихологом, психолингвистом. Две маски любезно улыбались друг другу, и не смотря на разрезы для глаз, Джонс так и не смог раскусить меня. Еще до того, как «Барьер» разгромил «Сигму» (независимый артель полевых менеджеров), я прошел процедуру кодирования против любой попытки зомбирования. Тем не менее, я мог легко подыграть ей. Лукреций Джонс был не мог до меня добраться. Его сети были слишком крупны для такой рыбы. В сущности, я был лишь вирусом, инфицировавшим чужое сознание. И мне было очень уютно в своей легенде. Легко и даже как-то приятно. Проецируя себя на Лукасе Форше, я все больше удивлялся, насколько эфемерным существом был Кларк Линд. Еще до вмешательства фанатиков «Ковчега», я был никем с общепринятой точки зрения. Ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Безликая программа по выполнению щекотливых операций, выходящих за рамки закона и морали. Это в идеале. Конечно, у меня имелись определенные взгляды, эмоции, рефлексии. Но я сознательно стремился к стерильности в целях физического и психического самосохранения. Промысел мой необычайно опасен. Не убьет пуля – добьет совесть. Ограничение эмоциональных привязанностей, ментальный аскетизм, практики состояния внутренней тишины. Все эти на первый взгляд благородные средства служили достаточно меркантильной цели. С диаметрально разными выражениями благости и уродства движутся к ней и выродки, и святоши. Цель эта – свобода от совести. Я многого достиг в этом нелегком деле, приноровившись управлять сознанием. Все бы хорошо, однако в двадцатом веке немецкие евреи вдруг изобрели подсознание. Диверсия оказалось удачной, вирус прижился в массовом сознании. И теперь драгоценное состояние пустоты часто нарушают вопли голодных призраков. Издержки профессии. Некоторые полевые менеджеры ищут спасение в семье, смещая вектор страха с себя на близких. Иные предаются сложным формам порока, третьи становятся религиозными фанатиками. Но как ни разгоняй карусель, лошади никогда не догонят друг друга.