Роман Борин - Перламутровая птица Атлантиды. До потопа оставалось всего 750 лет…

В беге на короткие дистанции «чистокровным» юношам он обычно уступал. Однако по выносливости полукровкам на Побережье равных не было. Уже на пятой диции Диомидий начал догонять Лукреция. Но внезапно в голову полукровки пришла мысль, заставившая его немедленно сменить тактику преследования друга. «Высадку на берег демоны морских глубин, наверняка, начнут в той самой бухте, где живут поморники, – подумал сын варвара, – то есть куда бежит сейчас философ (так он часто называл Лукреция). От них, конечно, можно попытаться улизнуть. Но ведь никто не знает толком, что они на самом деле за создания. Что, если они умеют останавливать одним лишь взглядом, делая человека беспомощным?! И потом, достигнув бухты рыбаков, устанешь. Кто знает, может, эти страшные пришельцы бегают быстрее человека? Или возят с собой на кораблях коней. А может быть, и тварей попроворней да ещё прожорливых! Мне надо непременно нагнать философа у самой бухты и силой увести домой!».

Диом ускорил бег. Дорога стала ровной – спину убежавшего вперёд Лукреция сын варвара видел перед собою отчётливо. Однако он решил перехитрить его, свернув с дороги к обрыву, чтобы, пока Лукреций покрывает дицию за дицией по петляющей дороге, заметно сократить свой путь, пройдя до бухты поморников по самой кромке воды.

Ему пришлось убавить скорость, пробираясь через кустарник и высокую траву. Не сомневаясь в том, что харидянин уже порядочно устал, сын варвара не особо торопился. Где прыгая по валунам, где медленно спускаясь по обрывистому склону, он добрался до воды и, немного передохнув, помчался как на состязании.

Бежать по мокрому песку и мелкой гальке в плотных, но лёгких кожаных сандалиях особого труда не составляло, но время от времени парню приходилось плыть, причём в местах, которые разведать он ещё толком не успел. Забредая в воду очередного грязного заливчика, юноша испытывал тревожное сосание под ложечкой: вдруг под водой здесь кто-то притаился, чтобы неожиданно схватить плывущего? Каких только чудовищ не рождает Гайя 3 3 Или Гейя – древнейшая Богиня Земли, или её дух, суперличность в своей утробе-преисподней!

Диом, конечно же, знал о том, что ни одного из этих жутких порождений Мрака никто ещё за всю историю Цивилизации не встретил. И всё же чувство страха всегда всплывало у него откуда-то из подсознания в момент, когда он в полном одиночестве переживал необходимость форсировать непривлекательное с виду место.

Особенно страшили старые лиманы с болотистыми и воняющими берегами и торчащими из-под воды скалами, увешанными тиной. Но отказаться от уже начатого дела Диомидий ни за что не смог бы: это же потом всю жизнь себя не уважать за трусость. Плюс ко всему ему хотелось во что бы то ни стало доказать Лукрецию, что все публичные забеги, на которых друг сумел его победить, по жизни ещё ни о чем не говорят.

Размышляя в таком ключе, Диомидий не заметил, как достиг до места, где высота обрыва берега был теперь заметно меньше, чем там, где юноша спустился к полосе прибоя. Полукровка сумел вкарабкаться наверх, без особого труда подтянувшись на корнях торчавших из земли растений, и примерно через полминуты залёг в густой траве у дороги, накатанной колёсами рыбацких арб. Приближение Лукреция сын варвара скорее почувствовал, чем заметил: скрывая бегуна по самую макушку, буйная растительность ещё и приглушала топот ног, который в дополнение к этому смягчался и кожаными сандалиями.

До весёлой встречи друга оставалось еще около минуты 4 4 Разумеется, меры времени в Цивилизации отличались от современных: скорее всего у них использовалась десятиричная система. , и Диом решил взглянуть на расположенный внизу посёлок рыбаков-поморников.

Как парень и предполагал, в бухте царило спокойствие. По всему было видно, что об опасности здесь не знают.

И не удивительно: во все времена этот отважный и добрый в сущности народец отличался беспечностью. Эти люди так и не выработали в себе привычку посматривать на сторожевую гору, поэтому тревожный дым сигнального костра в тот день они не заметили. Не расслышали они и голос гонга, который ветер, как назло, относил далеко в сторону от бухты – в столь тревожный час все оставшиеся дома поморники, а в основном это были дети, женщины и старики, спокойно занимались привычными делами: коптили рыбу, развешивали на солнце выполощенное в ручье бельё, готовили обед. Старики же, как водится, мастерили что-то незатейливое, расположившись на порогах плохо скроенных хибарок.

Всмотревшись в море, Диом заметил рыбацкие лодчонки с сидящими в них полуголыми парнями. Даже издалека можно было понять, что гребут они изо всех сил, стремясь как можно быстрее добраться до берега.

«Уже возвращаются. Значит, заметили корабли артаков», – удовлетворённо подумал полукровка. И в тот же миг услышал приглушённый топот: Лукреций приближался. «Ну, заносчивый философ, сейчас ты очень сильно удивищься!» – напрягся Диомидий в предвкушении потешной схватки.

Философом сын варвара и горожанки называл своего харидского друга не без причины: в манере высказываться о чём-либо Лукреций неосознанно подражал учителю естествознания Даливару, считавшему умение пространно рассуждать для мужчины намного более значимым, чем умение сражаться.

Но вот Лукреций вывернул из-за камней, и Диомидий прыгнул ему навстречу из густой травы, подражая большой хищной кошке. Внезапно сбитый на спину, в первую минуту харидянин даже не сопротивлялся, молча лежа с прикрытыми глазами и стараясь как можно быстрее восстановить нарушенное внезапным нападением дыхание.

Это оказалось весьма затруднительным делом, поскольку противник сидел на нём, подобно всаднику, стискивая своими мощными ногами рёбра Лукреция и с силой прижимая к его груди перехваченные за запястья руки.

Полежав с закрытыми глазами около минуты и готовясь, видимо, к самому худшему из возможного в подобных случаях, харидянин резко распахнул глаза. И тут же увидев над собою вместо артака Диомидия, от души расхохотался, после чего, захлёбываясь от недостатка воздуха, с улыбкой заявил:

– Сдаюсь! Ты выиграл состязания по бегу и борьбе.

Парень, видимо, полагал, что друг тот час же «сойдёт с коня», как среди харидских юношей называлось освобождение уложенного на лопатки соперника по борцовской схватке. Однако, припечатав руки побеждённого Лукреция к примятой траве, сын варвара «наехал» на них коленками, плотно усевшись юноше прямо на грудь. Это уже было против всякой логики, и Лукреций нахмурился:

– Чего ты? Сейчас ведь не до игр! Пусти меня, тебе говорю!

Диомидий даже не шолохнулся, продолжая сидеть на Лукреции, словно это доставляло ему огромное удовольствие. Всерьёз разволновавшись о поморниках, горожанин сердито выдохнул: