Роман Борин - Перламутровая птица Атлантиды. До потопа оставалось всего 750 лет…

А чтобы количество сильных рабов, способных добывать пищу и делать другие необходимые в быту вещи, увеличилось естественным путем, потребовалось бы лет пятнадцать. Целая вечность. Если учесть, что за горами Побережья ожидают своего часа северные варвары, всегда стремящиеся поживиться плодами чужого труда, особенно жителей Побережья. Да и где гарантия, что артаки снова не ударят на Ланнорасс – на сей раз окончательно стереть его с лица вселенной?

Сомнения граждан Цивилизации не были беспочвенными. Но на призыв о помощи другие города откликнулись. Сотни и тысячи молодых семей, а также одиноких юношей и девушек из Ламитарра, Гондваллесса, Данара и Ольгонии изъявили горячее желание поселиться в домах убитых ланнорасцев и возродить в Ланнорассе нормальную жизнь. Больше всех людей Ланнорассу подарил Харид.

Бородатый воин в бронзовом панцире, из-под которого выбивалась едва прикрывающая мускулистые бёдра туника, тяжёлой колотушкой бил в большой круглый гонг. Тревожный гул тянулся над людскими головами вниз по склону видного издалека священного холма, что возвышался в самом центре Харида. Молодые и в возрасте, взрослые и дети, мужчины со щитами и копьями в руках и прижимавшие к себе грудных младенцев женщины в молчании смотрели на жертвенник, белый постамент из мрамора, над которым высился кривой и чёрный рог величиною чуть не с человека.

Подход к постаменту охраняли четверо рослых воинов, облачённых в особенно красивые доспехи. Гребнеобразные шлемы были начищены до блеска, режущего глаз. То были лучшие стражи из лучших.

Рядом с постаментом, точно статуя, застыл белобородый старец – верховный жрец Каледоса в просторной, ниспадающей до пят сиреневой тоге. Последний удар, и гул растворился в тишине над толпой. Старец же, скрестив худые руки на груди, торжественно заговорил:

– О, свободные дети Харида и все гости его! – голос жреца звучал низко и сочно. – Тридцать лун назад страшное дыхание Демона моря отравило воздух в долинах наших гор и множества сильных лишились мы. А нынче, видя ослабленных нас, Демон тьмы и мрака шлёт неведомых и страшных тварей из-за моря. Их много! Они сильны и воинственны! Они умеют убивать. Они искусно убивают! Кто они – неизвестные до селе люди или обернувшиеся плотью человека демоны морских глубин? Мы не знаем этого. Но это и не важно для нас сейчас. Ибо кем бы они на самом деле ни были – они не вступают в переговоры. Так просто их не одолеть, – голос старца стал напряжённым.

Артистически выдержав паузу, он принялся нагнетать атмосферу страха и ненависти:

– Ибо ведёт их самый наш заклятый враг – Великий Демон Мрака! И чтоб Харид сумел в этой неравной битве выжить, – жрец остановился, помедлил, всматриваясь в лица окружавших его людей, и вдруг воззрился в небо, вскинул к нему трясущиеся руки, – мы должны принести невинную жертву грозному Каледосу!

Люди замерли, затаив дыхание. Мужчины прищурились и теснее сдвинули брови к переносицам. Женщины посуровели, совсем молодые матери сделались смертельно бледными, а подростки вцепились матерям в подолы.

– В жертву! – воскликнул жрец. – Каледосу! Дабы победу он нам ниспослал! Дабы уменьшил он мощь артаков, а нашу возвеличил и соседей из-за гор прислал нам на помощь!

Из толпы вдруг взлетела рука, и палец указал на небо:

– Смотрите! Священная птица Харида!

Будто по команде взгляды устремились в высоту. Там парил коршун, чувствуя близость кровавого пира.

– Это вестник Каледоса! Он торопит нас! – продолжал зловещий старец. – Скорее, свободные дети Харида! Кто из матерей добровольно отдаст в жертву дитя своё, грудного своего младенца?! Смелей же, женщины Харида! Во имя свободы! Во имя нашего великого рода!

Молодые женщины попятились, сильнее прижимая младенцев к себе. Однако стоявшие сзади горожане подпирали – молодым матерям было некуда отступить.

– Ужас! Какой ужас! – Лукреций впился пальцами в плечо Диомидия.

Товарищ в ответ не шелохнулся, лишь побагровел, взглядом испепеляя старого жреца.

– Ты говорил про эту птицу? – процедил он сквозь зубы, имея в виду коршуна, на которого сейчас фанатично взирала толпа горожан.

И вдруг одна из женщин, не выдержав столь мощной атмосферы религиозного фанатизма, установившейся вокруг Священного холма, шагнула в сторону жертвенника. Маленькая, сидевшая у неё на руках, обвив ручонками шею совсем ещё юной матери, испуганно таращила глазёнки на страшного деда.

– Я готова умереть вместе с моей девочкой! – в страшном исступлении закричала женщина и принялась яростно целовать ребёнка в лицо, в голову, в почти обнажённое тельце.

– О, премудрая дочь Харида! – голос старца вновь загудел над толпой фанатиков. – Твой народ склоняет головы перед тобой!

Бородатый страж ударил в гонг ещё раз. Два воина, стоявшие со жрецом у жертвенника, шагнули к отчаявшейся матери, выхватили младенца у неё из рук и, высоко подняв его над головами, понесли к зловещёму чёрному рогу. Женщина кинулась следом, закричала. Но два других могучих парня тут же преградили ей путь.

Старец снова затрубил:

– Уведите её Уведите бедную мать! Она должна жить! Она должна рожать ещё! Да сохраните её, священные нимфы!

Закутанные в чёрное старухи кинулись к женщине, в мгновение ока её скрутили и сквозь образовавшийся в толпе проход потащили с холма в город.

Гонг ударил ещё раз, в руках старца сверкнул меч…

– Я не могу, не желаю видеть это! – Лукреций отвернулся, по щекам его катились слёзы.

Диомидий напрягся, ещё более побагровел, ладони его сами собой сжались в кулаки.

Хищной жестокостью зажглись глубокие очи старца. Но ещё большим фанатизмом и безумием светились в этот миг глаза старух, когда-то также потерявших своих младенцев у алтаря Каледоса.

То был бесчеловечный, совершенно неприемлемый для жителей Цивилизации обряд, явный атавизм, презираемый искусными воинами и ненавидимый молодыми матерями. Никто не помнил, почему он сохранился именно в Хариде в то время, когда даже варвары Запределья давно отказались раз и навсегда от жертвоприношений в виде живого человека.

– О, великий Каледос! – старый жрец упал на колени перед чёрным рогом.

– О, великий Каледос! – старухи-фанатки рассыпались перед алтарём полукругом, пали на колени и затянули визгливыми голосами молитву единому богу, повторяя слова священника.

Не выдержав, Лукреций развернулся и начал пробиваться сквозь толпу. Но кто-то ухватил его за тунику, а чья-то очень сильная рука, приклеившись к затылку парня, под недовольное шипение фанатов заставила его пригнуться, а затем и вовсе опуститься на колени.

– Прими эту великую жертву от несчастных детей своих! – голос жреца сорвался в надрыв.