Роман Борин - Перламутровая птица Атлантиды. До потопа оставалось всего 750 лет…

– У нас нет выбора, братья мои. Поморники всегда были друзьями народа гор. И мы должны быть счастливы помочь их семьям, даже если для многих из нас откроется дорога в невидимый мир предков.

– Загира! Загира! Загира! – трижды прокричали воины, воздев над головами копья…

Служившая Ракшу Сила заставляла склонять перед ним головы даже самых почтенных старцев его народа. Впрочем, народ Ракша таковым являлся когда-то. В годы жизни Ракща это был уже не народ, а всего лишь племя, хилый остаток некогда могучего союза многочисленных и сильных племён.

Разумеется, Ракш не правил своим народом, а всего лишь принадлежал ему. Он всегда был лишь одним из его военных вождей, а точнее, стратегом разведки и сторожи, задача которой сводилась к сбору подробных сведений о потенциальных (или уже реальных) врагах и упреждающей встрече с ними лицом к лицу – в случае, если возникала такая необходимость.

Ракш был сыном народа значительно более древнего, нежели Цивилизация. Когда среди соплеменников Ракша заходил разговор о ней, к названию обычно добавлялись ещё два слова – Тёплого моря.

В самой же Цивилизации вообще не любили говорить о своей державе так, будто где-то может существать ещё какое-то Побережье и разместившаяся на нём другая цивилизация. Хотя многие в глубине души и допускали возможность наличия в мире как других морей с побережьями, так и других, ни в чём не уступающим Цивилизации, народов.

В принципе, ничего предрассудительного в таких предположениях не заключалось: каждый малолетка на Побережье знал, что за пределами его большой страны находятся другие земли – гористые и равнинные, щедрые на дары природы и не очень. Но вот представить себе, что где-то существуют, а может быть, и процветают страны, жители которых мудры и культурны не менее чем граждане родной Цивилизации – лишь беглая мысль о такой возможности вызывала холодный трепет у большинства горожан. Верить в безоговорочную уникальность родной державы было гораздо проще. В школах Цивилизации именно этому и учили. Сотворив, мол, мир и «вылепив из праха земного» людей, Каледос одних отобрал для культурной жизни в хорошо управляемом государстве, других – для жизни в варварстве, без мудрого правления и культуры. До сих, мол, пор с момента разделения людей Каледосом на дикарей и культурных варварские племена разбросаны по миру и не помнят, не чтут своего Создателя, поклоняясь разным идолам. При этом учителя либо сами не помнили, либо стыдливо умалчивали о времени, когда в разных городах и весях Цивилизации молились разным богам и прошли многие столетия (а может и тысячи лет), прежде чем Цивилизация стала таковой, объединившись в одно монолитное целое…

…Народ Ракша о прошлом и настоящем вселенной знал во много раз больше, чем даже харидяне, самые просвещённые в Цивилизации. И этот народ хранил в своих тайниках великий секрет прошлого и… будущего. Да, они охраняли предсказания, начертанные в таинственных священных свитках некими высшими силами. А что эти силы могли представлять из себя – об этом страшились подумать даже самые смелые на мысли мудрецы народа Ракша.

Ракш тоже не смел об этом думать. Но он знал очень и очень о многом. И что порой не удавалось самым посвященным в тайны мира мудрецам, то часто удавалось Ракшу.

Конечно, он не был всесилен. Как не был и бессмертен. Обычный человек, дышащий воздухом, имеющий потребности в еде, одежде, отдыхе, любви, вполне уязвимый для копий и стрел, подверженный усталости и хворобам. Самый обычный заботливый отец своих детей и верный муж любимой женщины.

И при этом он отличался ото всех – не только соплеменников, но и вообще людей. Хотя и чувствовал, что где-то существует человек, которому Создатель тоже преподнес на день рождения великий дар.

Ракш почему-то был твёрдо уверен в том, что подобных ему в данном мире всего лишь двое. И что с одним из своих духовных братьев он однажды случайно встретится. Он чувствовал, что это именно брат, а не сестра. И что он старше Ракша.

А ещё он знал, что пройдёт немного времени, и в этом мире, в разных уголках его, родятся много сотен таких как он – и братьев, и сестёр. Родятся все почти одновременно. Но дальше этого мысли Ракша не бежали. Ему и некогда было сосредоточиться на своих будущих духовных братьях: слишком много примитивных, но необходимых в свершении дел каждодневно преподносила ему жизнь…

…Ракш знал мельчайшие подробности произошедшего в бухте поморников. Ларк, тот самый, что утром рассказал ему о попытке воинов Миэля спасти их, делал это скорее для остальных, нежели для Ракша..

Одно дело просто получить знания. Совсем другое – сосредоточиться и увидеть каждую деталь желаемой картины бытия… Ворочаясь на жёсткой, когда-то бывшей шкурой горного козла подстилке, Ракш представлял и представлял эту жуткую картину совсем недавнего прошлого. Не понимая толком, что же именно его притягивает в столь ужасном зрелище, он всё-таки упорно вызывал его из мира отражённых образов…

… Среди десятков хижин, кое-как наставленных на берегу у бухты, свирепствует бой. Сверкают ярко-чёрные мечи и отражающие солнце медные щиты, мелькают копья с чёрными жалами. Полуголые, одетые в короткие набедренные повязки или рваные тоги, забрызганные с грязью смешавшейся кровью, поморники в неутолимой ярости сражаются с незваными гостями. Побоище уже переместилось к порогам их домишек, при этом рыбакам приходится ещё и прикрывать дорогу убегающим в горы старикам и жёнам с детьми.

Рослые воины в синих, почти в обтяжку «чехлах» для ног (Ракш смутно помнил, как раньше называлась подобная одежда, которую носили в основном в холодном климате. Артаки щеголяли в давным давно забытых пантланах), в чёрных кожаных безрукавках, в металлических нагрудниках и острых чёрных колпаках, с совершенно другими, чем у народов Побережья и его соседей мечами, отлитыми, по-видимому, из давно забытой чёрной вороненой стали, бросаются на рыбаков, как хищники.

Кровь на лицах, на обнажённых телах, на щитах и оружии…

Рыбаки защищаются отчаянно, но артаки много лучше вооружены, более организованны, их многократно больше – за спинами бойцов видны другие плоскодонки с рослыми парнями в остроконечных шлемах, спешащими на берег с копьями, щитами и мечами.

В руках поморников короткие трезубцы. Отличные орудия для ловли крупной рыбы, для смертельной битвы с более умелым, облачённым в панцири противником они подспорьем являлись откровенно слабым. Поморники дерутся также и медными топорами на не очень длинных топорищах. В ход идут и кремневые ножи, дубины, рыбацкие сети. И сила, конечно, на стороне агрессоров. То один, то другой, то сразу несколько поморников падают навзничь, поражённые в грудь, в живот, в голову…