Антон Шаманаев - Солнце на краю мира

Он хлопнул Джорджа по спине и рванул на выход. Я обернулся – незнакомца в халате около куч уже не было. Опять куда-то исчез, в своем стиле.

Вернувшись к себе, я с изумлением обнаружил, что кристаллическая дымка и белый налет исчезли. В комнате было жарко и влажно, как будто ее недавно проветривали. Кто-то над ухом сказал: «Ни хао», отчего я вздрогнул. Оказалось, комнату вымыла наша уборщица, китаянка Хой Ма. Лицо ее по обыкновению было задраено маской, и, возможно, она и не поняла, с чем имеет дело. Пробормотала по-китайски что-то извинительно-оправдательное (я лишь по мимике догадался), сграбастала своих роботов и удалилась. Надеюсь, выживет…

Не успел я ей даже спасибо сказать, а бесспорно стоило. В комнате вновь стало можно находиться без риска для жизни. Кое-где песок успел слежаться и затвердеть, словно цемент, а в остальных местах было вытерто.

Недолго думая, я освободил искривитель от остатков былой неудачи, подключил к нему отладчик и наноскоп и стал заново выполнять программу, на сей раз – пошагово. На экране терминала было видно, как несколько тысяч первых молекул встают одна к одной, как и должны. Никакого молекулярного песка.

Что же могло отличаться при работе с включенным отладчиком? Бывали случаи, что программа работала только с отладчиком, а без него – нет, из-за того, что отладчик тщательно отслеживает работу с памятью. Если бы в моей программе был бардак с выделением памяти, но я таким со студенческой скамьи не болею. Что еще отличалось? Сейчас я обрабатывал всего несколько тысяч молекул, а в боевом запуске их было триллион триллионов…

Ну конечно! Контроллер аккумулятора, который перегревался у Кена, сам использует регистры a и d центрального процессора, да и в стек что-то может писать. Давно уж Джордж в курсе про этот баг, но исправлять его не торопится, оставляет «на сладкое». Обещал к финальному релизу, однако его до сих пор нет, спасибо Виточке.

Ничего не поделаешь, придется в собственной программе вставлять проверки, не испорчены ли в данный момент данные в этих регистрах. Кажется, кто-то из наших инженеров писал под такое специальный макрос… Покопавшись в старых задачах на внутреннем портале, нашел трехлетней давности таск для искривителей Multus и совершенно другой батареи питания… Предстояло макрос переписать под новые комплектующие и внедрить в свой код. И в деталях мог быть скрыт еще какой-нибудь дьявол. Я вздохнул и немедля приступил.

Увлекательный торопливый кодинг прервало срочное сообщение на планшете. Они сегодня шли по нарастающей: служба безопасности, Дэвидсон. Теперь через секретаршу меня вызывал сам Рустем.

Рустем наш Аркадьевич, «директор школы», «мефистоклов меч», «судья справедливая», как его в кулуарах только ни величают, припоминая его оговорки-перлы…

Откуда взялась эта взаимная наша с ним неприязнь? Возникла она будто с самого начала, с первой нашей встречи в его кабинете, когда Деев меня напыщенно рекомендовал, Рустем бесстыдно разглядывал, а я от дискомфорта мог смотреть лишь на его мохнатые пальцы-сардельки, которыми он перебирал в задумчивости. Думал он, должно быть, о том, как вообще вышло, что мы стали коллегами. Он – доктор наук, светило, лучший выпускник своего курса мехмата, пионер разработок в области управления гравитацией. Я – тупоголовый отставной офицер, самоуверенный штабной аналитик, внезапно возжелавший попробовать себя на ниве науки, да сразу – руководителем проекта. Мало ему своих головотяпов-менеджеров – еще одного подсовывают по протекции.

Конечно, он и в сам проект деевский никогда не верил. «Классика» – это да. Напродавали же Stanley мелким и средним заводам, установили они искривители вместо фабричных линий – значит, нужно и дальше развивать Stanley, усиливать его «конвейерные» характеристики, дабы работал быстрее, дольше, с б о льшим количеством вещества. Чтобы не кирпич можно было скрутить узлом, а тысячу кирпичей одновременно; не в кубике вырезать человечка, а в бетонном блоке – канальцы, и без разрушений вмонтировать в них арматуру. А Деев со своими «реструктуризаторами», с непонятным стремлением сделать все наоборот, уменьшиться до отдельных молекул, нарастить прецизионность до атомного уровня – только и умеет, что навешать всем лапшу, нанять орды девиц и спустить бюджет в унитаз…

Достопочтенное молчание раздавалось со стороны Рустема, когда с треском провалились «классические» серии Stanley Junior и Stanley Pro, более шустрые и чуть более умные, чем их предшественник. Зато когда провалилась наша с Деевым полуготовая поделка Oris (из-за того, что Рустем сам на нас ужасно давил по срокам и заставил выпустить этот реструктуризатор без половины запланированных функций и почти без тестирования) – тут его прорвало! Лично я, значит, виноват и в заоблачном бюджете, и в срыве дедлайнов. Никого не интересовало, что в финансовом отчете треть расходов неожиданно пришлась на его фундаментальщиков, каковые в Oris и задействованы не были, и даже не знали, что это за продукт такой. А касаемо дедлайнов: когда у нас процесс встал оттого, что потребовались принципиально новые комплектующие, недоступные без специальных разрешений – Рустем самоустранился, предоставив нам шанс самим ввязываться в сомнительные схемы и доставать необходимое из-под полы. Невзирая на все это, меня он обзывал «транжирой деревенским», а о проекте говорил: «Фуфло!» – подобрав самое страшное из русского тюремного сленга, что знал. Те же упреки звучат сейчас в адрес Porta, который должен стать либо революцией и новой вехой в истории Gateway, либо окончательным нашим крахом. Чего Рустем втайне ждет, ведь исчезнет необходимость на каждом совете защищать наш «непотребный» бюджет перед акционерами.

Спесь и высокомерие нашей корпорации! Жертва ранних успехов, пагубно влияющих на неокрепший ум. Докторская диссертация в 26 лет, попавшая в струю возродившихся в те времена исследований гравитации. И не важно, что в ней впоследствии нашли ряд нелепых ошибок, и что предложенные Опаляном специфические электромагнитные поля для управления гравитацией оказались непригодны – слава и признание выковали из обыкновенного упорного ереванского паренька настоящего нарцисса и деспота. В 27 лет паренька пригласили в Стратос и дали в управление целую лабораторию в SP, где он и развернулся как следует. Жизнь удалась.

Впрочем, пожалуй, антипатия Рустема ко мне – детский лепет по сравнению с его отношением к Дееву. Я, можно сказать, отделываюсь легким испугом, а на того он совершенно серьезно точит топор с самой SP Laboratories. Шутка ли, просидел там тридцать лет, худо-бедно застолбил место, старательно поддерживал реноме крупного ученого и планировал продержаться до пенсии. Как вдруг явился Деев и своими интригами перерубил ровный ход карьеры пополам.