Татьяна Левченко - На берегах пространств. Фант-реал

…Она видела себя маленькой в посадках, где юный рукотворный лес ещё не мог дать настоящей сумрачной тени. Деревца росли ровными рядами, как когда-то их посеяли. Трава в колеях между рядами деревьев порой достигала её плеча. В лесу было жутковато. Потому что она очень боялась паутины, повсюду растянутой между ветвями.

Деревьям было тесно, жарко, они стояли в мареве знойных испарений. Она жалела их, гладила пальчиками шероховатые стволы, запылённые тусклые листья. Шла и вдыхала запах леса. Запах ЕЁ леса был неповторим: перегретые на солнце, даже на ощупь горячие листья, закипающая смола в трещинках коры юных сосенок, цветущая трава, задевающая метёлками и колосками щёки и сухая растрескавшаяся земля под босыми маленькими ножками…

…Она убегала в степь. Маленькая, затерянная в её просторах, не боялась одиночества. Любила дышать запахом диких степных трав. Изредка собирала букет полевых цветов, приносила его к вечеру домой полуувядшим. Это заставляло её жалеть цветы. И чаще она просто склонялась к невзрачному, но такому таинственно – прекрасному цветку белокурой от палящих лучей, вечно лохматой головой, вдыхала горьковатый аромат неизвестного растения, гладила запылённые лепестки. И шла дальше, дальше в степь, зачастую сжимая в кулачке два грецких ореха. От орехов ладони были неотмываемо коричневыми. Но упрямо, как только появлялись на дереве, растущем посреди старого тесного двора, плоды, она сбивала палкой или камнем два и, зажав их в кулачке, уносила в степь. А вечером с надеждой оставляла в вырытой под деревом ямке, ещё веря, что из них, незрелых, может вырасти новое дерево только потому, что она показала им степь, простор знойного блёклого неба и колючую стерню сжатых хлебов. Верила, что дарила им жажду жизни, проведя через сердце, излучая её для них ладошками.

…Всё, что так любила и в детстве, таком далёком уже, и сейчас, выйдя на рубеж взросления, промелькнуло перед нею в этом странном тревожном сне.

Она ещё видела себя посреди степи, следящей взглядом за кружением над головой незнакомой крупной птицы, щуря огромные синие с прозеленью глаза от слепящих лучей. И вдруг заметила, что лучи исходят вовсе не от солнца, а от светящегося голубым, розовым, летящего прямо на неё, шара. Замерла в беспомощности ужаса.

Но шар не упал; мягко опустился, обволакивая нежным розовым сиянием всю её. Пришло ощущение доброты, любви, спокойствия. Доверчиво отдалась она ласкающим лучам, принимая их в себя, впивая глазами, впитывая кожей. И постепенно шар угас, растворился в ней. Только оставшееся голубое сияние поднялось лёгким облачком и уплыло, слилось с синевой неба. На миг сердце сжал страх неведомого, тоска по чему – то утраченному. Но нежное, ласковое шевельнулось в груди, и она улыбнулась.

…Так, с улыбкой, и проснулась. Встала с жаркой постели, потянулась всем телом в льющихся через окно лучах восходящего солнца. Шагнула к двери, где на гвоздике висел лёгкий заношенный халатик, и замерла, отразившись вся в высоком зеркале трельяжа. Словно позабыв о своей обнажённости, теперь с удивлением разглядывала себя в зеркале.

Вдруг дикий ужас мелькнул в широко распахнутых глазах. Сжав виски ладонями, девушка резко присела из-за внезапной слабости в ногах. Медленно подняла глаза к зеркалу. «Кто это?!.. Что это?..» – всё было таким чужим: тяжёлые мощные бёдра ног с широкими лодыжками, округлый, чуть выпирающий вперёд, живот, крупные, не по возрасту развитые, груди, полноватые руки, резкие черты лица в окаймлении тяжёлых прядей тёмных до черноты волос. Лишь глаза, непропорциональные, широко распахнутые, странного сине – зелёного цвета – они одни были ей знакомы. «Что это? – в смятении подумала она. – Я с ума схожу, что ли? Я же каждый день вижу себя в этом зеркале! Почему же я – не я?»

Поднявшись с корточек, подошла к зеркалу вплотную, внимательно вглядываясь в каждое движение незнакомого тела, в глаза отражения. «Там, в глазах, – это я… Но ведь тогда и всё остальное – тоже я. И вот эта, что стоит перед зеркалом – тоже я…И та, которая сейчас мыслит об этом – тоже я…» Вновь сжала виски: «Боже! Так ведь действительно можно свихнуться! Сколько же меня?! И – кто я? Кто я?! Как моё имя??!» Девушка растерянно вглядывалась в незнакомые черты, всё яснее осознавая, что не только не узнаёт отражение, но не знает даже собственного имени! Страх накатил оглушающей волной. Лихорадочно она заставляла себя вспомнить имя. Но в голове крутились лишь обрывки нынешнего сна.

– Ольга! – вдруг раздался резкий голос матери, входящей в комнату. – Ты чего разголилась?! Давай, быстренько беги за молоком, бо баба Дарья уйдёт коров пасти. Я – на работу. Да смотри ж, – донеслось уже из-за двери, – хоть в хате прибери. А то опять завеешься на целый день! Деньги вот, на столе, сдачу не трать – на хлеб надо…

Услышав скрип закрывающейся входной двери, Ольга облегчённо вздохнула и села на кровать. Ну, конечно! Что за ерунда?! Всю ночь снилась себе маленькой, вот со сна и показалась чужой. Вот дура – то!

– Олька, ты чего?!

Глухо звякнули осколки фарфоровой статуэтки: от неожиданности, Ольга выронила фигурку, которую перед тем странно долго разглядывала.

– Последний! Это был последний слоник! – оглянулась на вошедшую девушку, какое-то время вглядывалась в неё, явно не узнавая. Та повторила:

– Ты чего, Олька? Странная какая – то…

– Ой, Светка! – Ольга потёрла лоб, словно снимая невидимую завесу с лица. – В самом деле – странная какая – то… совсем не слышала, как ты пришла… слон этот… будто первый раз видела… и ты… не узнала сразу… Да я себя сегодня в зеркале не узнала! Представляешь: как будто я – это не я…

Светлана, присев на корточки, собирала в ладонь осколки. Глянула снизу:

– Вы что сегодня, сговорились? Иду к тебе, встречаю пацана – он до переезда у нас в классе был, в той ещё школе. Ну, всегда здоровались… А тут идёт и глупо лыбится. Я: «Привет!», а он вот так, как ты, перепугался, стал и смотрит. А потом тоже: «Будто я – не я». Фигня какая – то! Влетит от матери? – протянула осколки Ольге. – Последний был…

– А! – Ольга махнула рукой. – Давно пора. Бой мещанству! Переедем – никаких слоников!

– А я тебя ждала, ждала, чтобы вместе идти… А тебя всё нет. Я и пошла к тебе.

– Да мать с утра наказала убрать. И то: вечно, уйду, а подмести лень. А вообще, что-то непонятное: полчаса искала веник и не могла вспомнить, что же ищу. И каждую вещь, как дура, разглядываю по три часа. Будто никогда не видела! Ей Богу, Светка, уже думала – свихнулась! А куда идти?

– Как – куда?! Мы же договорились! Серёжка ж сегодня в увольнении. И Кольку обещал привести.

– Кольку? А кто это? Ой, опять! – Ольга вспыхнула от внезапного смущения. – Правда? Придёт? Слушай, давай быстренько закончим. А то я до вечера провожусь. А вместе мы мигом.