Эдгар Берроуз - Сын Тарзана

Какая она красивая и стройная. Неужели она так преобразилась за несколько часов его отсутствия? Или, быть может, схватка с обезьяной сделала его столь впечатлительным? Новая Мериэм явилась его восхищенному взору. И от нервного напряжения он стал видеть все окружающее в ином свете. Сколько дней прошло с тех пор, как он унес маленькую арабскую девочку из ее родной деревушки? Он не знал этого; в джунглях никто не считает времени, и он не замечал уходящих дней. Но теперь он внезапно увидел, как мало эта Мериэм похожа на ту маленькую девочку, которая когда-то няньчилась с Джикой, под тенью высокого дерева, у ограды селения. Наверное, перемена совершалась с большой постепенностью, если он так долго не замечал ее. Что же заставило его теперь так внезапно заметить эту перемену? Его взгляд перебегал с девочки на тело убитого зверя. И вдруг он разгадал истинную причину похищения девочки; его глаза широко раскрылись от внезапно блеснувшей мысли, а затем засверкали от ярости, когда он взглянул на гнусного хищника. Он снова посмотрел на Мериэм, и густая краска залила его щеки. Да, конечно, он смотрел на нее теперь другими глазами -- глазами мужчины, который смотрит на женщину.

Пока они стояли, возбужденные, над трупом убитого врага, Акут вернулся с охоты. Увидев поверженного царя обезьян, он с победным рычаньем бросился к трупу, вскочил на него и принялся издеваться над павшим врагом, чванливо выпячивая грудь и кривя свои длинные подвижные губы; шерсть встала на нем дыбом. Он не обращал никакого внимания на Мериэм и Корака. В глубине его сознания зашевелились какие-то давно забытые ощущения, когда он глядел на распростертое тело сородича и втягивал в себя его запах. Животная ярость Акута была только внешним проявлением просыпавшихся в нем чувств, но внутренние ощущения старой обезьяны были совсем иные и притом щекочуще-приятные.

Запах убитой обезьяны и ее огромное волосатое тело пробудили в сердце у Акута страстную тоску по родному племени. Не одному только Кораку приходилось переживать в эти минуты глубокое душевное волнение.

А Мериэм? Мериэм была женщина... Любовь -- божественное право женщины. Мериэм всегда любила Корака; но для нее он был старшим братом -- и только. Она не испытывала сердечного трепета. Она любила его по-прежнему, как сестра любит нежного брата, с ним она чувствовала себя счастливой, она очень гордилась им. Разве был кто-нибудь в джунглях сильнее, красивее, отважнее его?

Корак близко подошел к девушке. Новый огонек вспыхнул в его глазах, но Мериэм не поняла его значения. Она еще не могла осознать, что для них обоих пришла пора зрелости, и не подозревала, какую великую перемену в их жизни предвещает новый огонь, запылавший во взгляде у юноши.

-- Мериэм! -- хрипло прошептал Корак и положил сильную, загорелую руку на ее обнаженное плечо. -- Мериэм! -- он прижал ее к груди. Она, смеясь, подняла голову и взглянула на него, а он наклонился и поцеловал ее прямо в губы. Она все еще не понимала; она не могла припомнить, чтобы ее когда-нибудь кто-нибудь до сих пор целовал. Ей это показалось очень приятным. Мериэм подумала, что Корак хочет таким способом выразить свою радость; ведь обезьяне не удалось унести Мериэм! Мериэм тоже была рада, и потому она обвила руками шею Убийцы и несколько раз поцеловала его. Потом, заметив свою куклу за поясом у юноши, она схватила ее, прижала к груди и стала осыпать ее лицо такими же поцелуями, какими только что осыпала лицо Корака...

Корак хотел что-то сказать. Он хотел объяснить Мериэм, как он любит ее, но он был так потрясен внезапно нахлынувшим чувством, что не мог говорить... Да и помимо того, в лексиконе Мангани не хватало для этого слов...

Вдруг Акут глухо, предостерегающе зарычал. Корак оторвался от дорогого лица. В нем сразу проснулись привычные ощущения дикого обитателя джунглей. Он весь насторожился. Его ноздри втягивали воздух. Что-то случилось!

Корак подошел ближе к Акуту. Мериэм стояла позади. Все трое не двигались и напряженно вглядывались в густую листву. Треск веток, который привлек их внимание, слышался все ближе и ближе, и вдруг из зарослей выскочила большая обезьяна: увидя их, она остановилась в нескольких шагах от места, где они стояли, и издала глухое, угрожающее рычание: через минуту из кустов выскочил другой самец, а за ним стали появляться и еще самцы и самки с детенышами -- всего десятка три больших человекообразных; они полукругом обступили Мериэм, Акута и Убийцу. Это было племя убитого царя.

Акут заговорил первый.

-- Корак, могучий боец, убил вашего царя! -- прорычал он, указывая на мертвое тело. -- Нет никого в джунглях более великого, более сильного, чем Корак, сын Тарзана! Теперь Корак -- царь вашего племени. Кто из вас скажет о себе, что он сильнее Корака?

Это был вызов всем, кто осмелился бы оспаривать права Корака на царское звание. Обезьяны заволновались, забормотали; затем молодой самец выступил вперед, переваливаясь на толстых коротких ногах. Он ощетинил шерсть, оскалил зубы и свирепо зарычал.

Это был зверь огромных размеров, в полном расцвете сил. Он принадлежал к тому редкостному типу обезьян, который очень высоко ценится белыми людьми. Белые совершают специальные, иной раз труднейшие экспедиции в самые неприступные чащи джунглей, чтобы добыть такую обезьяну. Даже туземцам редко удается увидеть этих могучих, волосатых первобытных людей.

Корак выступил вперед, чтобы грудью встретить чудовище. Он грозно рычал. В его мозгу быстро созрел план действий. Схватиться с этим здоровенным зверем сейчас же после трудной и ожесточенной борьбы с царем Корак не мог; у него не хватило бы сил. Он должен добиться победы другим более доступным ему путем.

Он пригнулся к земле, готовый встретить врага; ему пришлось, однако, немного подождать: его противник для назидания зрителей, а также для того, чтобы устрашить Корака, счел необходимым перечислить все свои великие подвиги, описать свое могущество и вкратце изложить свои намерения по отношению к ничтожному Тармангани, которого он собирался примерно наказать; окончив свою речь, самец приступил к боевым действиям. Со скоростью курьерского поезда он ринулся на спокойно стоящего Корака. Кулаки обезьяны были сжаты, а пасть широко раскрыта. Корак не двигался, пока длинные руки не потянулись, чтобы обхватить его стан. Тогда юноша проскользнул под протянутыми руками зверя, по пути нанес ему страшный удар в верхнюю челюсть и отскочил в сторону, а разогнавшийся самец пролетел мимо, и его волосатое тело тяжело рухнуло на землю.

Взбешенный зверь взметнулся, чтобы мгновенно вскочить на ноги. Пена покрывала его губы; маленькие глазки налились кровью; кровавая слюна с храпом вырывалась из его пасти. Но Корак стоял над поверженной обезьяной, и в ту секунду, когда косматая морда поднялась над землей, нанес ему второй удар. Зверь снова упал в траву.