Эдвард Даль - Игра с отражениями (оборванная исповедь)

Ну и что же? После смерти жены дед протянул меньше года. А ведь пока бабка была жива, он производил впечатление чрезвычайно крепкого старика. Знаете, такого… вроде можжевёловой палки – высохшей, трескучей, но без малейшего признака гнили. И вдруг как-то сразу сдал, сгорбился, расслабился, будто из него выдернули стержень, наконец слёг от какой-то первой попавшейся простуды и через неделю после этого умер.

Отец овдовел в сорок лет. Они с мамой тогда поехали в туристическую поездку в Россию и в одном из аэропортов Москвы (я не помню его названия) попали под бомбу террориста. Вернее, попала одна мама. Пока отец выуживал с ленты транспортёра их небольшой багаж, она вышла в зал прилёта и оказалась в нескольких метрах от смертника…

Мне тогда исполнилось шесть лет. Конечно, как это принято поступать в отношении детей при подобных ужасных обстоятельствах, меня долгое время обманывали касательно причин внезапного и труднообъяснимого «отъезда» мамы в какое-то новое дальнее путешествие, из которого она так и не вернулась. Так что я имел время смириться с её отсутствием и к моменту осознания истинного положения вещей был избавлен от слишком тяжёлой душевной травмы, связанной с потерей близкого человека.

Но тут, собственно, не обо мне речь, а об отце. Вот он-то испытал ужас утраты в полной мере. Будучи человеком очень сдержанным и неся ответственность за меня, он, насколько я теперь понимаю, постоянным усилием воли не давал себе погрузиться в трясину чёрной тоски и депрессии. При этом забыть маму, а точнее, как-то пережить, ослабить своё чувство к ней, ему так и не удалось.

Как мне известно, дед с бабкой, пока были живы, всё убеждали отца в необходимости взглянуть на мир по-другому и создать новый семейный союз. Даже я, когда немного подрос, солидно советовал папе «сойтись с какой-нибудь женщиной». Это выражение я запомнил из случайно подслушанного разговора отца с кем-то из его близких друзей. Отец в ответ на такие предложения и уговоры вроде бы согласно кивал, натянуто улыбался и тут же переводил разговор на любую другую тему.

За два с лишним десятка лет, прошедших со смерти матери, и до конца его собственной жизни около отца, конечно же, появлялись какие-то женщины, и он, похоже, пытался установить с некоторыми из них что-то вроде регулярных отношений, но ничего серьёзного и прочного из этого не выходило. Видимо, его брачный ресурс был рассчитан по странному капризу природы только на один случай любви, только на одну сильную привязанность и мог быть растрачен только на одну женщину…

Такие вот дела! Ну, а гены, как говорится, пальцем не раздавишь, и эти весьма опасные, как оказалось, качества натуры передались по наследству мне.

Я познакомился с Дианой на вечеринке, куда меня совершенно случайно затащил приятель.

То есть мы с Акселем после работы решили попить пива и уже устроились за стойкой бара, когда у него в кармане заверещал смартфон. Я не особенно прислушивался, о чём он там разговаривал, если это вообще можно было назвать разговором, так как речь его процентов на девяносто состояла из междометий, произнесённых с разными интонациями, и жизнерадостного ржания. Тем не менее, дав отбой, Аксель поведал мне, будто бы нас зазывают на некое сборище в офисе мелкой юридической фирмы, которую возглавлял его товарищ по университету – некто Хайм Гершель.

– Пива там попьём! – заявил Аксель, залихватски толкнув меня в плечо.

Я, чуть не слетев от неожиданного толчка с высокого барного табурета, попытался выставить доводы против: дескать, меня-то там не ждут, а разливное пиво однозначно лучше бутылочного. Однако Аксель отмёл все мои возражения следующими неотразимыми аргументами: «Во-первых, в данный момент, Хайм примет у себя как родного даже активиста «Хезболлах», лишь бы он пришёл со своей выпивкой. Я так думаю, для того он меня и вызвонил, жмот паршивый. Небось, со своими девками всё уже вылакал, а денег на новую порцию жалко. А, во-вторых, девки у него в конторе, я тебе скажу, хай класс! На мой вкус, во всяком случае. Пошли! Не пожалеешь!»

Нужно сказать, что термином «девки» Аксель обозначал всех хорошеньких особей женского пола в возрасте от восемнадцати до тридцати лет, вне зависимости от социального статуса и рода занятий. А мне тогда было без какой-то мелочи двадцать шесть, и у меня были вполне нормальные для такого возраста и при этом весьма традиционные мужские инстинкты. То есть я не заставил себя слишком долго уговаривать, мы подхватились и отправились по известному Акселю адресу.

Это оказалось не слишком близко: минут пятнадцать на автобусе. Хайм Гершель только начинал свой бизнес и не имел возможности раскошелиться на офис в деловом центре города, почему и открыл его в ближайшем спальном районе. Простенькое такое помещение из двух небольших комнат на первом этаже семиэтажного жилого дома, между парикмахерской и магазинчиком, в котором продавались разнообразные предметы для рукоделия.

Миновав стойло, в котором отдыхали на привязи штук десять велосипедов, мы, нагруженные булькающими пакетами (результат посещения ближайшего супермаркета), позвонили в дверь офиса под коротким бетонным козырьком.

Хайм встретил нас не слишком трезвым, но радостным воплем и сразу же потащил вглубь своих владений.

Помещение офиса оказалось самого что ни на есть эконом класса. Окно на улицу имела только передняя проходная комната, а другая, большая по размеру, по какой-то непонятной прихоти проектанта находилась в глубине здания и представляла собою глухой бетонный мешок, в котором можно было работать только при постоянном искусственном освещении. Зато для мероприятий, подобных тому, которое сейчас происходило в конторе Хайма, более подходящее место трудно было придумать. Свет здесь был приглушён до состояния интимного полумрака, и в нем угадывались три офисных стола, на одном из которых сгрудились остатки небогатого фуршета. Откуда-то со стеллажа мурлыкал танцевальную музыку невидимый плеер. Несколько стоявших в беспорядке стульев дополняли весьма спартанскую обстановку. Два стула были заняты. На них – каждая упёршись локтями в собственные колени – сидели друг напротив друга, голова в голове, две девушки и с жаром обсуждали что-то, видимо, очень интересное и очень женское. Ещё одна – стояла, опершись бедром о край стола, и сосредоточенно тыкала пальцем в светящийся дисплей айфона.

Не заметить нашего прихода было нельзя, поскольку не в меру возбуждённый Хайм, сопровождая нас в комнату, громыхал своим зычным голосом так, как громыхают сразу с десяток консервных банок, летящих по трубе мусоропровода. Все три девушки обернулись в нашу сторону, и Хайм, без каких-либо церемоний тыкая в направлении каждой из них пальцем, стал называть имена: «Лиза, Сарра, Дженни». Точно таким же образом он представил и нас с Акселем.