Алексей Жарков - Избранные. Киберпанк

Панорама мониторов бесстрастно демонстрировала результаты тестирования. Показатели удовлетворительны: оценка ситуации, ориентирование, эмоциональный баланс. Кроме одного – объект гибнет. Решение не найдено.

– Решение не найдено, – произнёс Наставник.

– У меня есть варианты для второй попытки.

– Ищи человеческое решение, – Наставники могут помогать и подсказывать. Их советы, как правило, общего характера. Но я достаточно информирован – они наблюдают за развитием сценария. Могут видеть тест моими глазами.

– Вас понял.

Я направился к душу, чтобы смыть остатки желе. Душ находился здесь же, в тест-комнате, мы могли не прерывать диалог. Но в разговоре не было необходимости.

Вода оставляла на коже не менее отвратительное ощущение, чем смываемая субстанция. Я с наслаждением вернулся в прохладу комнаты, и облачился в жёсткую форму курсанта.

После мерцающих в темноте склепа факелов, ровное освещение и матовая поверхность стен казались мне воплощением Шангрилы.

– До связи, – попрощался я и вышел из комнаты.

До пищеблока вёл прямой широкий коридор. Признаюсь, с самого детства ничто не доставляло мне такого успокоения, как хождение по красной линии, рассекающей вдоль его гладкий пружинистый пол. Можно спокойно размышлять в ритме ровных шагов, минуя в абсолютной тишине знакомые встречные лица.

Ещё до моего рождения анализы показали крайне высокий уровень соответствия ожидаемой профессии. Предопределение – великое благо и не меньшее бремя. Весь период взросления человек готовится к прохождению итоговых тестов, чтобы заявить о себе, о новой самостоятельной личности. В противном случае любого ожидает утилизация, и это тоже великое благо, если смотреть на человечество в целом.

Я готовился войти в общество в мундире одной из самых уважаемых профессий. Единицам выпадает такой шанс – вступить в ряды членов внутренней полиции. Быть полицейским, это высокая честь. Наше участие – необходимый элемент любого государственного механизма.

Жизнь и процветание вольных граждан проходят под тотальным контролем. Это наша работа. Мы гарантируем абсолютную свободу выбора и регламентируем её применение. По сути, мы выше обычного человека.

И вот я в одном шаге от цели, мне осталось пройти последний тест. «Ищи человеческое решение». Что Наставник имел ввиду?

Я остановился перед прозрачными дверями пищеблока. Дисциплинарный устав обязывал присаживаться к приступившим к трапезе, если позволяли свободные места, и поддерживать беседу. Я никогда не любил эту малоприятную обязанность. Более тягостная процедура, чем потребление пищи – наблюдать, как питается кто-то другой.

Все столы были заняты, кроме одного. За ним сидел коренастый курсант с параллельной линии. Его челюсти расправлялись с едой, как эскалатор с бурным человекопотоком. Я набрал поднос и подсел к нему.

– Хвала Идолу!

– Хвала Идолу, – ответил он. – С теста?

– Да.

– Тоже полицейский?

– Да.

– Не прошёл?

– Первая попытка.

– Я справился со второй. Завалили динозавра в вонючем болоте. Всю обойму в него высадил, вернулись на базу живые, а всё равно незачёт. Догадался на следующей попытке, застрелил ренегата, который бросил отряд и пытался…

– Я в себе уверен.

Распространяться о деталях испытания запрещено. Рассказать о задаче и подробностях сценария до окончания его прохождения, равносильно самоубийству. Тестирование будет прекращено, а курсант утилизирован. Болтать после, когда остались дни до выпуска и закрепления профессии, не столь суровое нарушение. Наказание не последует, но репутацию можно испортить.

Даже если мой собеседник не провокатор, в чём я ни на секунду не усомнился, рассказывать о своих успехах я не собирался.

2.1

Монтрезор снял с подставки два факела, подал один мне и с поклоном пригласил следовать за ним через анфиладу комнат к низкому своду, откуда начинался спуск в подвалы. Он спускался по длинной лестнице, делавшей множество поворотов; я шел за ним, и он умолял меня ступать осторожней. Наконец мы достигли подножия лестницы. Теперь мы оба стояли на влажных каменных плитах в усыпальнице Монтрезоров.

Итак, сценарий мне известен. Путь от городской площади до палаццо, стены здания и спуск в подземелье прошли в ожидании сигнала. Я уже знал – сейчас он повернётся ко мне, и, наконец, можно действовать.

Монтрезор повернулся ко мне. В воздухе над его головой возникла и исчезла яркая красная надпись «Приступайте к решению задачи».

– Где же бочонок? – спросил я.

– Там, подальше, – в его руке блеснул зловещий стилет, направленный прямо мне в грудь.

Я сделал вид, что не замечаю тонкий трёхгранный клинок.

– Поглядите, какая белая паутина покрывает стены подземелья, – с ледяной улыбкой подыграл мне спутник. – Как она сверкает!

От яркого света надписи мои глаза ещё туманились слезами.

– Селитра? – спросил я, когда зрение полностью возвратилось.

– Селитра, – подтвердил он. – Давно ли у вас кашель?

Першение в горле стало невыносимым, и я в течение нескольких минут не мог ничего ответить. Странно, в предыдущей попытке я чувствовал себя великолепно.

– Пустяки, – выговорил я наконец.

Мышеловка захлопнулась. Монтрезор намеревался сотворить богомерзкий спектакль для утехи уязвлённой гордости, а мне предстояло найти выход из смертельной ловушки. Броситься на него в вероятной попытке одолеть голыми руками – не выход. Участь Генриха III меня не прельщала. Гарантии успеха представлялись зыбкими, и я не мог полагаться на волю случая.

– Нет, – решительно сказал он, – вернемся. Ваше здоровье слишком драгоценно. Вы богаты, уважаемы, вами восхищаются, вас любят. Вы счастливы, как и я когда-то. Ваша смерть стала бы невознаградимой утратой. Другое дело я – обо мне некому горевать. Вернемся. Вы заболеете, я не могу взять на себя ответственность. Кроме того, Лукрези…

– Довольно! – воскликнул я. – Кашель – это вздор, он меня не убьет! Не умру же я от кашля.

– Конечно, конечно, – сказал он, – и я совсем не хотел внушать вам напрасную тревогу. Однако следует принять меры предосторожности. Глоток Медока защитит вас от вредного действия сырости.

Монтрезор, не отрывая от меня взгляда, воткнул факел в кольцо на стене и взял с покрытой плесенью полки бутылку. Взмахом кинжала он отбил горлышко и подал вино.

– Выпейте, – сказал он.

Я принял бутылку, усмехнулся и отхлебнул. Расстояние между нами оставалось прежним. Моё тело было уязвимо при любой попытке приблизится к Монтрезору хоть на полшага. Он заметил мой оценивающий взгляд и вернул мне усмешку. Я кивнул в ответ, бубенчики на колпаке зазвенели. Богиня удачи, несмотря на обещанное именем покровительство, не спешила мне на помощь.