Александра Нюренберг - Планета Навь

– Здесь что, съезд кровников?

Хатор впихнул под перекладину огромную лапу с длинными пальцами и вскрыл задвижку. Он уже улыбался им. Энлиль, пристраивая кружку на край летнего окошка без рам, спешно оправился, вытянулся и шагнул навстречу. Внутри слышался кукольный топоток Нин и перестук книг на полках.

– Вот как встречают медвежатников. – Посетовал Энки.

Сир Хатор приветливо, даже слишком, поздоровался с их высочествами, сказал:

– Я здесь, потому что… Командор, вот удача, вы здесь, а не… А я слышал из бешено проехавшего грузовика…

Оба брата отметили, что все фразы так непринуждённо оборваны, что только дурак стал бы переспрашивать. Энлиль ни в коем разе значения уклончивости не придал. Маршал вправе иметь манеру разговора какую заблагорассудится.

– Он цел и невредим. Космос вернул нам его таким, как взял. Вы где были? Я не понял.

– Я не сказал?

Энки подбросил кружку.

– Вы ничего не сказали. Как какой-нибудь заговорщик с клинком у горла. Молодец.

– Посмотреть новое оборудование.

– Какое новое оборудование? – Спросил Энки, глядя на командора.

– Никакое. – Ответил тот. – Не понимаю, о чём толкует сир Хатор.

Хатор и сам уже не понимал. Совершенно спокойно, с достоинством он сказал:

– Словом, шёл мимо. А предлог придумать не просто для военной головы. Это вы, штатские, – глядя на Энки, – врёте, не задумываясь.

Энки согласился.

– Среда виновата. Окружающая. Стекающие капли и всё такое.

Показал на белые шары, на брата.

– Цветочки. … А я иду, кручу своё кино, а он навстречу.

Энлиль во имя братской любви и вонючей щетины Энки не поморщился. Хатор это приметил и примирительно прогудел:

– Куратор, командор не любит, когда так разговаривают.

Энки взъерепенился.

– Как так? Он народные… – повернулся телом в развёрстой куртке, дыша всей грудью – …народные поговорки не любит?

Энлиль стиснул губы, и вот этак, почти губ не разжимая, объяснил:

– Да говори ты как хочешь. Только сдвинься чутка и не дыши супом .

Нин, появившись в проёме двери, тоненько засмеялась. Чудо как хороша, сказал себе Хатор – и бульдонеж, умница, посадила.

– О мой командор. …Энки, – кончиком пальца тронула обломанный язык молнии, запутавшийся в растительности столь же богатой, как сад Энки, – благодарю, что заставил его так говорить. Это так…

Пока учёный мозг Нин искал слово, Хатор услужил:

– Волнующе?

– Верно. – Попробовала слово на вкус.

Энки заторопился.

– Как если бы он меня в губы поцеловал.

Энлиля приметно передернуло. Хатор еле слышно и музыкально мычал в вечно улыбающиеся зубы. Энки ткнул в сторону брата испачканным в траве большим пальцем.

– Оп-па. Его колбасит! Зашибись, Энлиль представил .

Выпучил мерзкие глаза, полез сбоку к тонкому профилю командора:

– Он – представил!

Толстяк хохотал со сдержанным наслаждением.

– Вот. – Нин протянула книгу, которую держала в тонких пальцах у бедра.

Энки навис, изогнув стан, и притронулся широким нечистым когтем к названию.

– Про то, что бывает, когда головой об песочницу ударился. Когда пирожки делал.

– Руки.

– Не, не, не думай, я такое уважаю. Для мальчиков очень полезное. Из чего только у нас сделаны мальчики?

– Главное, знаешь, что?

– Чтобы я не пел. Грубиянка. Я вот шпиону расскажу, что ты читаешь, как у него голова устроена.

– Не понимаю, о ком ты.

– Тот грудастый в таких с едва заметными полосочками двубортных костюмах.

– Сам с собой разговаривает.

– Брильянтин и загар, бильярд и фруктовый салат – он же прелесть, Нин. Ты бы прикинула…

– Отвяжись.

– А на подбородок можешь ему мелочь класть, пока в телефоне-автомате.

– Маршал, вы можете приказать ему лечь на капот машины?

– Красивый парень, надежный, хотя и шпион… хотя… Как бы его дедушка не повесил. – Обеспокоился Энки. – Кстати, он теперь почти первое лицо в госбезопасности. У дедушки-то.

– Не могу, леди Нин. Без особого приказа не могу, извините.

– Жаль.

И, Нин, подумав, не удержалась:

– Дивлюсь, ведь это он упустил того занимательного пирата.

– Шпион, вишь ты, раскрыл дедушке заговор среди высших чиновников, и прямо к какой-то дате. Потому, наверное, дедушка его простил и полюбил.

– Сир, – прервал семейное развлечение Энлиль, – вы шли мимо, ведь так? Боюсь, мы задержали вас суетной болтовнёй.

– Ухожу. – Молвил Хатор, улыбнувшись. – Пойду погуляю. Небо, холмы, колониальные чудеса.

Нин сказала, что ей нужно переодеться. Она уйдёт в комнату и не разрешает обсуждать её цвет лица. Энлиль рассмеялся и пообещал – дело в том, что в их общем детстве у Антеи и Эри доминирующей темой было то, что Нин «такая бледненькая».

Энки шумно прошептал:

– Переодевайся. Я, кстати, бачок, починил.

Нин некоторое время смотрела, потом подчёркнуто вежливо сказала:

– Спасибо.

Энлиль ещё говорил что-то насчёт того, что мужчину украшает такт, Нин уже хлопнула дверью, а Энки крикнул вслед:

– Можешь спасибо оставить в бачке. Он выдержит.

Он всё ещё улыбался рассеянно и озабоченно. Энлиль счёл, что пришло время.

– Они навязывают нам атомную станцию.

Энки стряхнул улыбку и произнёс несколько слов. Энлиль кивнул.

– Вот именно.

– Извини, что я выругался, конечно. Но они, что?..

Энки повторил тему с вариациями. Энлиль показал ладонь:

– Я всё понял. Я тоже так думаю.

– Ты вот такими словами? – Поразился Энки.

– В общих чертах. – Уклонился командор.

– Но это же старьё и опасное… только разве для курятника, в качестве моральной поддержки петуху.

– Но зато она дешёвая.

– Разве синергия не бесплатная штучка?

– Они говорят о средствах на установку и обеспечение бесперебойности. Это и правда, немало.

– Но она бесконечный источник, разве нет? Я, правда, не так хорошо разбираюсь, как некоторые с двумя высшими образованиями.

– Да… но оборудование, оно очень дорогое.

– Хо. А они думали, мы в пионерских галстуках будем плавать в океане. Вместо плавок.

– Наверное, они так думали. Но дома, знаешь, дела муть. Дед говорит, у него революция на носу.

– Где, где она у него?

– На носу.

– Стало быть, кроме ареста развратников и домогателей, у него и другие пометки в ежегоднике.

Энки подмигнул – вероятно, ободряюще. Энлиль замолчал. Энки начал беспокоиться, не обидел ли братка, тот ведь утончённая натура и потом, его в оковах держали, хотя офицерчиков Энки принципиально не жалел – зачем на военного выучились? Энлиль, оказывается, думал.

– В общем, придётся принять к сведению. – Утешил он. – Для начала хоть скажем. …Нет, Энки, мы не будем им говорить, что они своим решением взяли нас… таким манером.

– Но ты же сказал?