Елена Оленева - Грибной сезон

Говорила она на шведском в полной уверенности, что Мичил не понимает. Но он всё прекрасно понял и погрустнел.

– Как жаль! – воскликнул он на том же языке. – А я так надеялся обсудить с вами открытие гравитационных волн. Сейчас в Европе, наверное, все только об этом и говорят…

Утром Мичил взялся помочь нам донести вещи до катера. Пока он болтал с капитаном, я жадно вдыхал воздух, полный чистых и густых ароматов хвои, свежести и тайны. Ох, до чего же мне не хотелось уезжать отсюда! За полдня и одну ночь, проведённых в Сырдык Туул, я успел так привязаться к Мичилу, к наставникам, к самому этому месту, как никогда в жизни ни к чему ещё не привязывался…

Я застыл на берегу и смотрел на реку, укутанную лёгким утренним туманом. Вдруг я различил тёмный предмет, двигавшийся в нашу сторону. Скоро стало ясно, что это лодка. Она выплыла из тумана подобно призраку. В лодке сидела девочка лет тринадцати. Совсем одна. Она смотрела на нас покрасневшими от бессонницы и ввалившимися от усталости глазами на худеньком личике, при этом широко и лучезарно улыбалась.

– Кто это? – спросил я у Мичила.

Он полминуты внимательно разглядывал девочку, а потом ахнул и выронил наши сумки прямо в воду.

– Бог мой! Это же Айяна! – проговорил он сначала чуть слышно, а потом заорал на всю округу, радуясь и подпрыгивая: – Айяна! Айяна вернулась!

Старик бросился к лодке и, зайдя по пояс в воду, потащил её к берегу, приговаривая:

– Ах, Яся-Яся. Ясно солнышко ты наше!

Айяна смеялась.

– Вот уж не думала, – говорила она чуть охрипшим весёлым голоском, – что первым меня встретит наш любимый добрый Мичил.

И вот уже почти всё селение сбежалось на берег. Айяне помогли выйти из лодки, её обнимали, целовали, гладили, приговаривая много разных радостных и ласковых слов, а потом увели в деревню.

Мичил остался и привязал её лодку к сосне. Затем он подошёл ко мне.

– Зря вы сейчас уезжаете, – заметил он. – Почти год назад Айяна ушла за проводником… Мы уже начали побаиваться, что она не вернётся. Уверен – ей есть что рассказать. Теперь нас ждёт целая серия увлекательнейших вечеров!

– Ох, Мичил, – вздохнул я. – Твои слова – соль на рану. Ты не представляешь, как я хотел бы остаться.

– Так оставайся! Без тебя не обойдутся, что ли?

– Без переводчика будет трудновато.

– А хочешь… – Мичил вдруг замолчал и, прищурившись, смотрел на меня, лихорадочно что-то обдумывая. – А давай я поеду с ними переводчиком вместо тебя. Я знаю девять языков!

Предложение звучало заманчиво, всё же я сомневался.

– Но вдруг Оливия будет против…

– А ты её не спрашивай, – посоветовал Мичил, – а просто поставь перед фактом. Остаюсь, мол, и точка. Она: «Ай-ай-ай! Что же делать? Что же делать?» и тут я: «Я спасу вас, мадам!»

Я улыбнулся. Как раз в этот момент к нам подошла Юханссон, и умный Мичил, не мешкая, обратился к ней.

– Мы тут обсуждаем концепцию вашего фильма. Как я понял, вы ищете шамана, владеющего древнейшими способами камлания, знающего исконные обряды юкагиров и способного найти и вернуть потерянную душу даже из самых глубоких колодцев времени и пространства?

– Допустим, – осторожно согласилась Оливия.

– Я знаю такого человека, – продолжал Мичил. – Юкагирский шаман-Ворон. Он живёт всего в 140 километрах отсюда. Я могу проводить вас к его дому и познакомить вас с ним.

– Была бы вам благодарна. Я спрошу капитана, сможем ли мы взять на борт ещё одного человека.

– Не стоит. Он, – Мичил указал на меня, – согласился остаться, чтобы приглядывать за моими индюками.

– Правда? – удивилась Оливия. – Героический поступок!

Когда она ушла, я обнял Мичила.

– Но тебе-то это зачем? – спросил я. – Получается, что сам ты не услышишь рассказ Айяны?

– Я слышал сотни рассказов путешественников. А сам ни разу… Ты понимаешь? Ни разу за всю свою жизнь не покидал Сырдык Туул. Если уж проводники не зовут меня, послужу сам проводником хотя бы в этом мире. Тем более, шаман-Ворон давно уже звал меня в гости.

Мичил оставил на меня свой дом и подробно объяснил, как ухаживать за курами и индюками, показал, где хранятся удочки, познакомил со своей собакой и уплыл вместе со съёмочной группой. А я остался слушать историю Айяны. Она рассказывала 8 вечеров подряд. Я всё подробно записал, обработал и сейчас представляю на суд своего читателя. Обычно девочка выходила к костру в одном и том же тёмно-зелёном спортивном костюме, однако каждый день вплетала в косы разные ленты. По цветам этих лент я, с вашего позволения, и решил назвать главы своей книги.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. СИНЯЯ.

Для того чтобы встать поутру, Ясе мало просто проснуться. Солнце уже приподняло над горизонтом свой огненный ободок, а она лежала с закрытыми глазами и ждала, когда же в её душе зазвучит музыка нового дня. Она бы вскочила тогда с первыми аккордами, завертелась бы, наполняя своими делами любимый дом, рассмешила бы братьев и маму с папой живыми разговорами… Яся прислушалась – ничего, кроме мрачной тишины.

С усилием она всё же открыла глаза – у изголовья сидел полупрозрачный задумчивый тип с вкрадчивой улыбочкой.

– Это Вы выключили мою музыку? – спросила Айяна. Она видела его в первый раз, но как будто знала уже давно.

– Луз у , – представился тип, слегка привстав и поклонившись. – Пора бы знать, что Лузу только включает музыку – выключается она сама.

Воздух вокруг него будто сгустился и подрагивал, подобно сиропу, добавленному в воду – он стелился слоями, и закручивался в спиральки, рождая множество крошечных завихрений при каждом движении гостя.

Яся протянула палец и поводила им вокруг Лузу. Ей нравилось следить, как крутятся и пляшут от её прикосновений воздушные потоки, похожие на голубоватый дымок.

– Лузу, – задумчиво проговорила она. Это имя казалось знакомым, что-то очень важное было с ним связано, но она никак не могла вспомнить, что именно.

Яся прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться, и вдруг вскочила на кровати. Сна как не бывало, а запоздавшая музыка уже вовсю бушевала в Ясиной груди, заставляя сердце биться, как самый главный барабан. Лузу – так звали одного из проводников в параллельные миры. Она во все глаза смотрела на то место, где только что сидел незнакомец. Пусто. Девочка поспешно оделась и выдвинула из-под кровати ящик с игрушками. Далеко Лузу уйти не мог – значит, он вселился в какую-то из её игрушек. Но в кого именно?

Вот тряпичная кукла с печальным лицом, вышитым бабушкой чёрными нитками. Её круглые глаза с наивно вздёрнутыми ресницами беспомощно смотрели на этот мир. Но нет – Лузу не в ней. Может быть, эта корова, вырезанная старшим братом из цельного куска дерева, на которой Яся сама нарисовала чёрные и белые пятна? Тоже нет. Взгляд её упал на брошку-сову – её сделала для Яси мама из бересты, тальника и перьев. Девочка вдруг почувствовала острую тоску – если всё верно, то ей придётся надолго расстаться с мамой, папой, братьями… Она внимательно осмотрела совушку. Лузу в ней не было, но Яся всё равно бережно приколола брошку к груди. Ей стало спокойнее – теперь мама в любом случае будет рядом.