Эдвин Табб - Летать или бояться

Всего в каких-нибудь нескольких дюймах, отделенный лишь толщиной стекла, на него уставился тот самый человек.

У него было невероятно злобное, нечеловеческое лицо: грубая грязная кожа с крупными порами, расплющенный нос – какая-то бесцветная шишка, деформированные потрескавшиеся губы, которые не смыкались из-за выпирающих неимоверно больших и кривых зубов, глаза маленькие, глубоко утопленные, немигающие. И все это – в обрамлении косматых, спутавшихся волос, которые торчали густыми пучками даже из ушей и свисавшего птичьим клювом носа и покрывали все щеки.

Уилсон сидел в кресле, как громом пораженный, неспособный ни на какую реакцию. Время остановилось и утратило свое значение. Функции организма и мыслительная деятельность замерли. Потрясение сковало его льдом. Только бешеная скачка сердца продолжалась в темноте. Уилсон не мог даже моргнуть. Не дыша, он отвечал безжизненным взглядом на отсутствующий взгляд существа за окном.

Наконец он решительно закрыл глаза, и его мозг, избавившись от зрительного образа, вырвался на свободу. Его там нет, попытался убедить себя Уилсон. Он стиснул зубы, дыхание трепетало у него в ноздрях. Его там нет, его там просто нет.

Вцепившись в подлокотники побелевшими пальцами, Уилсон взял себя в руки. Никакого человека снаружи нет, сказал он себе. Это просто невозможно, чтобы кто-то, скрючившись, сидел на крыле летящего самолета и смотрел на него.

Он снова открыл глаза… и тут же вжался в сиденье, судорожно ловя ртом воздух. Человек не только оставался на месте – он ухмылялся. Уилсон сжал кулаки и вонзил ногти в ладони, пока не почувствовал боль и не убедился, что эта боль полностью отрезвила его.

Потом он медленно протянул дрожащую руку и нажал кнопку вызова бортпроводницы. Он не собирался повторять свою ошибку – кричать, вскакивать на ноги и тем самым спугивать существо за бортом. Он сидел прямо, хоть и дрожал от ужаса, потому что человек продолжал наблюдать за ним и его маленькие глазки двигались вслед за движением руки Уилсона.

Уилсон осторожно нажал на кнопку раз, потом другой. «Ну, иди же сюда, – мысленно призывал он. – Иди и непредвзятым взглядом посмотри на то, что вижу я, – только поторопись».

Он услышал, как в глубине салона отодвинулась занавеска, и его тело напряглось. Человек повернул свою чудовищную голову в направлении звука. Парализованный страхом, Уилсон не сводил с него глаз. «Ну же, скорее, – думал он. – Ради бога, скорее сюда!»

Все закончилось в одну секунду. Человек снова перевел взгляд на Уилсона, его губы искривила коварная улыбка. Потом он подпрыгнул и исчез.

– Да, сэр?

На миг Уилсону показалось, что он действительно сошел с ума. Его взгляд метался от того места, где только что был человек, к вопрошающему лицу стюардессы и обратно. В глазах плескалось смятение.

– Что случилось? – спросила стюардесса.

Именно выражение ее лица приводило его в растерянность. Уилсон постарался сдержать эмоции, но в следующий момент пришло осознание: она все равно ему не поверит.

– Я… простите, – пролепетал он. Во рту у него так пересохло, что, когда он попытался проглотить стоявший в горле ком, раздался щелкающий звук. – Ничего. Извините меня.

Стюардесса явно не знала, что сказать. Она стояла, чуть покачиваясь, чтобы сохранять равновесие при колебании самолета, одной рукой держась за спинку соседнего кресла, другой вяло водя вдоль бокового шва своей юбки. Она слегка приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но не находила слов.

– Тогда… – произнесла она наконец и кашлянула. – Если вам… что-нибудь понадобится…

– Да-да. Спасибо. Мы… летим на грозу?

Стюардесса поспешно улыбнулась:

– Небольшую. Не о чем беспокоиться.

Уилсон судорожно кивнул и, когда она повернулась, чтобы уйти, вдохнул так лихорадочно, что у него затрепетали ноздри. Он не сомневался, что она уже записала его в сумасшедшие, но не знала, что делать, потому что в программе ее обучения не было инструкций, как обращаться с пассажирами, которым кажется, что они видят человечков, скрючившихся на крыле самолета.

Кажется?

Уилсон резко повернул голову и посмотрел в иллюминатор, увидел темный скат крыла, извергающуюся струю выхлопа, мигающие аэронавигационные огни на конце крыла. Но он видел человека – в этом он был готов поклясться. Как он мог быть уверен в реальности всего окружающего, если, будучи во всех отношениях совершенно здоровым человеком, все же представляет себе нечто подобное? Что это за логика, поддаваясь которой мозг не искажает всю реальность, а лишь встраивает в нее один инородный образ, сохраняющий безупречную цельность всех своих деталей?

Нет, это совершенно не логично.

Вдруг Уилсон вспомнил, как во время войны газеты писали о предполагаемом существовании неких летающих существ, которые изводили в небе пилотов авиации союзников. Их называли гремлинами – злыми гномами, приносящими летчику неудачу. Интересно, они действительно существовали? Может, они на самом деле живут здесь, наверху, никогда не опускаясь на землю, летают верхом на ветрах и, обладая массой и весом, не подвержены закону гравитации?

Пока он так размышлял, человек появился снова.

Только что крыло было пустым – и вот уже, разбрасывая вокруг себя искры, на его плоскость прыгает человечек. Удара не было слышно. Он приземлился легко, размахивая для равновесия короткими волосатыми руками. Уилсон напрягся. Да, во взгляде человека – но можно ли назвать это существо человеком? – была осмысленность, он понимал, что играет с Уилсоном, заставляя того напрасно вызывать стюардессу. Уилсон почувствовал, что дрожит от страха. Как убедить других в существовании этого человека? Он в отчаянии огляделся вокруг. Девочка, сидящая через проход! Если разбудить ее и поговорить с ней мягко, спокойно, сможет ли она?..

Нет, человечек исчезнет прежде, чем она сможет его увидеть. Вероятно, запрыгнет на фюзеляж, где будет вне поля зрения для всех, даже для пилотов в кабине. Уилсон почувствовал прилив злости на самого себя за то, что не взял камеру, которую просил привезти Уолтер. «Господи, – подумал он, – я бы мог его сфотографировать».

Он приблизил голову к са́мому иллюминатору. Что там делает человечек? Внезапно молния выбелила крыло, тьма расступилась, и Уилсон увидел, как тот, словно любопытный ребенок, сидит на корточках на краю крыла и правой рукой тянется к одному из вращающихся винтов.

Потрясенный, Уилсон завороженно следил за человечком, чья рука тянулась все ближе и ближе к размытому пятну круговращения, пока он вдруг не отдернул ее и его губы не округлились в беззвучном крике боли. «Ему отрезало палец!» – подумал Уилсон и ощутил тошноту. Но человечек сразу же снова потянулся к винту шишковатым пальцем – ни дать ни взять безобразный младенец, пытающийся поймать вращающуюся лопасть вентилятора.