Богдан Петецкий - Только тишина

Теперь — женщины. Я остановился возле первой и сказал:

— Пойдете спокойно? Если да, то я сниму кабель с ног.

Брюнетка с подбитым глазом подняла голову и мотнула ей, словно хотела поправить волосы.

— О туалете успеете подумать, — буркнул я. — Пока о своем внешнем виде можете не тревожиться. Старые, потасканные ведьмы.

Это их пробрало. Все трое подняли головы как по команде. Три пары глаз уставились на меня, словно это я только что сбросил с себя старую, сухую кожу, украшенную черной змейкой.

Брюнетка вздохнула. И опять помотала головой. Я заметил, что ее ссадина все еще кровоточит.

Промыл ей лицо, наложил пластырь. На протяжении всей операции она ни разу не посмотрела на меня.

— Как тебя зовут? — спросил я, распрямляясь.

— Тиа, — неохотно ответила она. Это прозвучало как щелканье ножниц, перерезающих путы.

Я отконвоировал их на базу. Шли без сопротивления. Я не стал связывать им ног, но на всякий случай разместил в отдалении от остальных. Может случиться так, что мне понадобится выйти.

Я передвинул столик к пультам, кресло расположил так, чтобы мог видеть всех сразу, после чего напился и уселся поудобнее. Заложил левую ногу на правую и какое-то время созерцал собственную ступню, выполняющую какой-то несобразный танец. Нервы. Я почувствовал, что если закрою сейчас глаза, то уже не смогу их раскрыть с неделю. Двадцать шесть часов на ногах. Причем, каких часов!

Неторопливо, холодно я изучал лица людей, которые решили, что им удалось избавиться от конкуренции во владении Землей.

Мужчина в тужурке шевельнулся. Глубоко вздохнул на какое-то время задержал воздух в груди. Лицо его потемнело.

— Как тебя зовут? — спросил я, глядя ему в глаза.

Он отвернулся. Сухо откашлялся, потом ответил:

— Бор. Студент…

— Чем занимаешься?

— Биохимией. Точнее…

— Занимался, — подхватил я. — Тридцать лет назад. И что намереваешься делать… потом?

Он с трудом проглотил слюну. Я встал и дал ему напиться. Он захлебнулся, какое-то время жадно хватал воздух. Отдышался, наконец, и прохрипел:

— Ничего…

Я обошел это молчанием. Оглядел остальных, приглашающе приподняв стакан.

Пили все. Кроме личности в желтой рубашке. Этот сохранял неприступность. Он напоминал доисторического жреца, попавшего в руки почитателей враждебного бога. Когда я спросил, как его зовут, он закрыл глаза и замер неподвижно, словно ожидая удара топора.

Я пожал плечами и вернулся в кресло.

— Скомбинировали вы неплохо, — сообщил я, цедя слова. — Если бы я хоть раз заметил человека, то веселились бы вы недолго. Я не оставлял дома автоматов. Не предполагал, что отыщутся желающие питаться корнями. Вот ведь глупость какая.

Я был зол. Теперь я мог только жалеть их. Но оказался не в состоянии сдержать накопившееся раздражение.

— Мы получили, — неожиданно заговорил Бор, — определенные сигналы. Ты достаточно четко давал о себе знать…

Я успокоился. Ясное дело. Я припомнил свой поход к гибернатору. «Папочку». Открыл рот, чтобы ответить, но не усел. Меня заморозил пропитанный ненавистью голос «желтого».

— Молчать! — прохрипел он. — Вам мало, что сидим тут, связанные как бараны? Пусть делает, что хочет. Пусть приказывает своим автоматам, без которых он — ноль. Но не дайте ему возможности покрасоваться. Молчите! — закричал он, теряя дыхание.

Я хотел посоветовать ему, чтобы не надрывался. Я и без того не из разговорчивых. А уж особенно не собираюсь распространяться в его обществе. Но в тот же самый момент снаружи послышался крик. Я вскочил.

Крик прозвучал снова. На этот раз я тут же узнал его.

Я выскочил из базы и заблокировал автоматы. Потом крикнул, что он может подойти. Подождал, пока он не оказался рядом. Потом взялся за провод.

— Не надо, — пробормотал он, когда я приказал ему заложить руки назад.

— Не знаю, Гумми, — ответил я, не расходясь с истиной. — И не хочу проверять на опыте.

Ввел его в базу, усадил возле женщин и связал ноги. Не слишком сильно, чтобы не причинять ему боль.

— Пить не хочешь? — спросил, вставая.

Он посмотрел на меня, словно не понимал. Немного погодя кивнул.

Когда он напился, я вновь уселся в кресло и, покручивая в руках стакан, спросил:

— Сколько вас осталось в этом лесу?

— Больше никого, — ответил Гумми небрежно

Я поглядел на него. Мне оставалось только верить. А учитывая, что убедиться в этом у меня не было никаких возможностей, я решил считать, что он сказал правду. Выглядел он не лучшим образом. От него осталась тень того «пилота», которого я повстречал на соседнем холме.

— Может, расскажешь? — спросил я.

Он посмотрел на остальных. Не знаю, показалось ли мне это, или он в самом деле избегал взгляда того, в тужурке. Наконец он повернулся ко мне лицом. Прикрыл глаза и медленно кивнул.

— Так прошли первые недели, — повторил он сколько-то минут спустя. В его голосе я уловил нотку удивления. Словно он не доверял тому, что все это происходило на самом деле.

— Короче говоря, — добавил после некоторой паузы, — мы были счастливы. Понимаю, звучит это как-то несерьезно, — он пожал плечами. Путы на руках должно быть дали о себе знать, так как по лицу скользнула нетерпеливая гримаса. — Тут я не ничего не могу поделать, — выдохнул он. — Не знаю, как другие, а я просто чувствовал себя самим собой. Наконец-то мне не приходилось заботиться о времени, заполнять его выдуманными занятиями, возиться с механизмами, которые подчинили себе людей. Впрочем, не только себе. Но об этом не буду. Я бродил ночами по парку — тогда здесь был еще парк, и думал о тишине, только о тишине. Говорил себе, что так же будет и утром, и через день, и через десять лет, и мне хотелось выть от счастья. Я глядел на деревья, и мне хотелось им рассказать, как они будут выглядеть, когда этот парк станет лесом.

Он замолчал. Какое-то время беззвучно шевелил губами, словно в этот месте следовало сказать что-то, что не было предназначено для наших ушей. На его лбу выступили капельки пота. Он вздохнул и помотал головой.

Я посмотрел на остальных. Они сидели как окаменевшие. По лицу одной из женщин бродила усмешка. Ее широко открытые глаза не выражали ничего. Тиа уперлась взглядом в пол возле своих ног. Не знаю, о чем она думала, но это не было чем-то таким, что она мечтала бы пережить еще раз.

Что касается мужчин, то мне было достаточно, что они не пытались перебить Гумми. Они молчали, с тех пор, как я осадил «желтого», назвавшего Гумми болтуном и изменником. Заявил он это тоном пророка, произносящего проклятие. Я пригрозил, что запру его в нише. Одного.

— Можешь догадаться, что было потом, — снова послышался голос Гумми. — Впрочем, ты, наверно, с тишиной запанибрата. Служба на базах, полеты к звездам и тому подобное. Ну, значит… тишина начала говорить…