Ник Саган - Лабиринты рая

И что за супчик! Джим был безнадежно необычен, его одноклассники, за неимением лучшего объяснения, видели причину его странностей в происхождении: полубританец, полуяпонец — ни то ни се, и то и другое. Изгой, Джим Полпути. Он разрывался между двумя древними культурами, каждая из которых и раздражала, и восхищала его; противоположные и параллельные одновременно, они пересекались на том, что ему никогда не нравилось: официальность, сады и чай. «Не говоря уже про империализм», — размышлял он, глядя на огни большого города.

— Притормози, — обратился он к шоферу. Он сказал это по-английски — сила привычки, — потом повторил по-японски. Никакой реакции. Поняв, в чем дело, Джим переключил тумблер, чтобы водитель его услышал. И вот машина мчится, лавируя среди потока транспорта, по дороге, которая Джиму нравится.

Компания Джима слилась с Гедехтнисом совсем недавно. Они занимаются разработкой и производством силиконовых волокон. Когда-то, еще до изобретения технологии нервов-ферментов, сменившей их, такие волокна были «мозгом» автоматических автомобилей, и сегодня почти в каждой машине есть искусственный водитель. Пассивный гидролокатор следит за дорожными условиями и передает водителям девяносто одну тысячу сообщений в секунду, а те реагируют, изменяя скорость и направление движения.

Джиму нравятся жидкие технологии (а процветает он на стыке жидких и жестких), хотя для него не секрет, что железо и софт, конечно, важнее. Это строительные материалы, стабильные, предсказуемые, тогда как ферменты, работать с которыми куда интереснее, далеко не так надежны. Их приходится добавлять очень осторожно, как хищников в экосистему или подпрограммы в программу объективную.

Многие дизайнеры не могут (или не хотят) находить баланс между этими технологиями, они предпочитают специализироваться. Джим не доверял людям, ориентирующимся на что-то одно — железо, софт или жидкость. Как он говорит студентам-старшекурсникам, которые сбегаются на его лекции, машину надо чувствовать всю. Машина — это единство. Гармония. Машина — это взаимопонимание ее частей. Не доверяй тому, кто не доверяет машинам.

Да ладно. Хулиганы плевали на поднос с закусками, когда никто не видел. Ставили подножки. В приготовительной школе приходилось держать ухо востро. Джим прекрасно помнит, как неприятна была тогда его жизнь, как раздражали и студенты, и преподаватели. Вместе с разочарованием росло и чувство превосходства.

Они не видели дальше своего носа.

И где они теперь, интересно знать?

Умирают, как и все остальные.

Бесполезно постоянно оглядываться назад, думал он. Но как же не оглядываться в прошлое, если будущее выглядит так мрачно?

Где-то за тысячи миль отсюда его ждал Южанин. Джим был нужен и Блу, и Южанину — их связывает эта работа. Гедехтнис не может обойтись без него, нужно, чтобы они действовали вместе. Южанин — мозг. Блу — тело. Доктор Джим Хёгуси (Джим Полпути) — машина-исполнитель.

Если команда будет работать вместе…

От этих мыслей Джим загорается. Всю дорогу через терминал к выходу на поле это чувство не покидает его, оно заменяет кайф от наркотика, правда, не полностью. Он садится в самолет с чувством осторожного оптимизма, он старается думать о Гедехтнисе как об очередном месте работы. Вскоре ему удается себя убедить. Он закрывает глаза и погружается в мечты, где размышляет о перспективах и своей команде… о славе, которая ждет их в случае успеха… но не о том, чего будет стоить провал, если проект не состоится.

— Мы могли бы поговорить и раньше, если бы ты был в настроении.

— Я не был.

— Верно, — заметила Нэнни, — это подтверждает разбитое зеркало. Тебе следовало бы поискать другой выход своей агрессии, Хэллоуин. Тебе не к лицу приступы ярости.

Вот что я знаю про Нэнни.

Во-первых, Нэнни работает на меня. Выполняет самую разную работу. Во-вторых, она — или оно — оберегает меня, обеспечивает мое благополучие. Не так, как Жасмин, конечно. В-третьих, я не доверяю Нэнни.

— Принимается в качестве рекомендации, — согласился я, падая на кровать рядом с Уиспер. — Голова болит.

— Надеюсь, ты понимаешь, что боль — это расплата?

— Просто прекрасно. Интересно, что я мог поделать, если сумасшедшая в фиолетовых цветочках нападает на меня средь бела дня?

— Ты не должен сердиться на Фантазию, она побила тебя в игре, которую ты сам же и придумал. Ты сам создавал правила игры, нужно их придерживаться.

Фантазия? Значит, Ф — это Фантазия?

Теперь понятно. Фантазия, она же Фиолетовая королева, была и похожа, и не похожа на меня. Мы и раньше сражались между собой, чтобы развлечься и потешить свою гордость, ничего серьезного. Девушка, одержимая фиолетовым цветом. Банда Фиолетовых — контрабандисты, контролировавшие Детройт еще в «ревущие» 20-е, — вдохновила ее на создание Смайликов. Так уж у нее устроена голова. Ее врагом был не я, ее враг — гебефреническая шизофрения. Фантазия была не столько опасна, сколько ненормальна и непредсказуема. Мне было жаль ее.

— Фантазия нарушает правила, значит, и я могу.

— Именно поэтому ты постоянно навлекаешь на себя неприятности, Хэллоуин. У тебя большой потенциал, мне больно смотреть, как ты впустую растрачиваешь свои силы. Если бы ты занимался наукой, давно бы закончил университет.

Я молчал, напустив на себя угрюмый вид, хотя на самом деле я был в смятении.

— Хочешь, я сниму боль?

Я кивнул — голова болела.

— Нужно получить согласие Маэстро.

Я чуть не поперхнулся. Маэстро, Маэстро… знакомое имя. Знакомое и неприятное. Я его боялся. Он — высшее существо, старый негодяй, и он сильнее меня. Уж не он ли устроил мне шок?

— Не думаю, что стоит беспокоить Маэстро, — возразил я.

— Хорошо, — вздохнула она, — тогда, может быть, перебинтовать тебе голову?

— Да, пожалуйста.

Тотчас на раненой голове, словно по волшебству, появилась марлевая повязка.

Я подвинулся к краю кровати и встал. Уиспер покосилась на меня сонными глазами, я отправился в разгромленную ванную. Стекло в раковине, стекло на полу.

— Я сожалею, что разбил зеркало.

Осколки тотчас исчезли, вновь зеркало было целым и невредимым. Мне понравилось, я захлопал в ладоши.

— Спасибо, — поблагодарила меня Нэнни.

— Но отражения по-прежнему нет, — заметил я.

— Конечно нет. Ты ведь так хотел.

— Сделай так, как должно быть. — И зачем я отказался от собственного отражения? — У меня тонкое чувство юмора, правда, Нэнни?

— Тонкое? Я бы сказала, сомнительное.

Все ясно. В библиотеке книги без текста, могилы недалеко от дома. Дева Пресвятая. Мои шутки были очень смешными, пока я сам не стал их объектом. Тонкие, как опасная бритва.

— Отражение. Давай снова его включим.