Владимир Лещенко - Идущие сквозь миры

— Пусть и дальше заваливают, — буркнул я. — Надоело ее спасать — семь раз уже! И вообще, я бы всю троицу прикончил с таким удовольствием…

— И не стыдно тебе — люди их так полюбили! И кстати…

— И кстати, благодаря им я — экая неблагодарная скотина — живу в этом прелестном домике, а моя жена ездит на «скандии», так?

Марите рассмеялась в ответ на незамысловатую шутку:

— Кстати о «скандии». Я собираюсь приобрести новую модель, а у нас осталось не так много денег, так что придется тебе делать новую серию.

— Ох, дорогая, и почему бы тебе не поездить на чем-нибудь поскромней? Хоть даже на «лани» или «тарпане»?

— Вот еще! — Мария фыркнула. — Ты бы еще сказал — на «стриже» первого выпуска… Ты еще скажи, что мне надо «сапфир» продать!

Я промолчал, не желая лишний раз ссориться с женой. Тем более что «сапфир» — купленная в прошлом году яхта — была моей головной болью.

Собственно говоря, это была не яхта, а перестроенная рыболовецкая шхуна водоизмещением в двести с лишним тонн.

Увидев ее еще на стапеле в рыбацком поселке недалеко от Клайпеды, Мария тут же нестерпимо возжелала ее приобрести.

Все мои возражения и даже последний, отчаянный аргумент, что я неважный моряк (лгать ей мне никогда не доставляло удовольствия), во внимание не принимались.

И вскоре, вместо того чтобы предаваться блаженному безделью в особнячке среди густых сосновых лесов, я должен был править треклятой посудиной.

Марите много раз заявляла, что не понимает, как я могу предпочесть свежему морскому ветру и стремительному бегу под парусами валяние в безделье на травке.

Разумеется, ей было невдомек, что моря, ветра и парусов за последние семь лет я хлебнул более чем достаточно, а вот того самого, нелюбимого ею ленивого покоя не набралось бы и полугода.

К тому же вместе с нами отдыхать отправлялись ее многочисленные друзья и родные, наперебой изводившие меня восхищенными охами и ахами по поводу моего умения управлять яхтой.

Было особенно непереносимо, когда вся компания требовала, чтобы я вышел в море в свежую погоду. И пока они радостно визжали, когда очередной вал подбрасывал нас высоко вверх, я, про себя матерясь и утирая с лица ледяные брызги, всеми силами старался не дать «сапфиру» стать бортом к волне.

— Яхта дорого обходится, — опять фыркнула она. — А вспомни, сколько ты тратишь на секретаршу! — Марите даже не думала скрывать своего раздражения. Причина тут, конечно, была не в деньгах: мне пришлось сменить за неполных полтора года нашего брака уже двух стенографисток, по мнению жены слишком молодых и красивых. — Сколько раз тебе говорила — купи магнитофон.

Я промолчал. Что тут сделаешь? Объяснить ей, что магнитофон тут не поможет, я был бессилен. А обсуждать денежные вопросы не любил тем более.

Однажды Марите истратила почти половину своего гонорара на какой-то необыкновенный кулон с бриллиантами и сапфирами как раз в тот момент, когда наш почтовый ящик был забит неоплаченными счетами. Я тогда промолчал: в конце концов, это ее деньги.

— Так все-таки, что тебе твои герои плохого сделали? — спросила жена чуть погодя.

— Да ничего. Просто… надоели хеппи-энды, — задумавшись, пробормотал я.

— Хе… что?

— Хорошие концы. Хеппи-энд — в переводе с английского: счастливый конец.

— Вот уж не думала, что ты знаешь английский, — пожала плечами Мария.

— Я его изучал в школе.

Новое пожатие плечами:

— Надо же! Кому нужен язык этого заурядного островка? Ничего из себя не представляют, вон, даже от ирландцев им досталось, а туда же! У них даже поэзии нормальной нет — только и темы, что драки да пьянство. Один Шекспир чего стоит! А этот их ужасный футбол?! Кстати, я на днях очень удивилась: оказывается, во Франции — нет, ты подумай, во Франции! — появилась своя футбольная команда!

Последние слова заставили меня расхохотаться. Невольно припомнилось, как в тот год, когда я покинул свой мир, французы раскатали нашу сборную на чемпионате мира со счетом восемь-один.

— Вот именно — смех и только! Франция, с ее великой утонченной культурой, и футбол! Надеюсь, долго это не продлится, иначе я буду плохо думать о французах. На месте их королевы я бы эту игру запретила! Под страхом публичной порки, вот так!.. Кстати, ты не забыл? Мы же собирались съездить в город! — Сообщив это, супруга поспешила меня покинуть.

Я начал просматривать сегодняшнюю почту. Первую дюжину писем составляли уже упоминавшиеся моей женой всевозможные проклятья по поводу зверской расправы над Лаяной и требования воскресить ее, хотя бы с помощью самого Адримана.

В послании со штампом Вышневолоцкого университета какой-то профессор упрекал меня, что в своих фильмах я проповедую антинаучную гипотезу о существовании Атлантиды, тем самым вводя в заблуждение юные неокрепшие умы.

Было довольно трогательное письмо с Аляски, от клуба (здесь говорили — товарищества) поклонниц женских персонажей моих фильмов. Они занимались стрельбой из лука, конным спортом, фехтованием, разнообразными единоборствами, а самые храбрые даже летали на планерах (в «Багряной скале» Лаяна с Лайли и Мраком бежали из крепости злого чародея на самодельном дельтаплане). К письму было приложено цветное фото членов клуба, которое я предпочел побыстрее спрятать в ящик стола. С учетом того, что почти половина девчат была одета в костюмы, скопированные с одеяний их любимых героинь, вряд ли фотография вызвала бы восторг у Марите.

Что делать — моя жена хотя талантливая и добрая, но капризная и взбалмошная особа, к тому же не ревнующая меня разве что к одним только соснам, окружающим наш дом.

Таких писем я получаю много и, наверное, еще больше получу. Все-таки, как ни крути, а я успел уже давно стать знаменитостью. Не звездой, конечно, — тут мне далеко до жены.

Но фильмы по моим сценариям как-никак показывают, и деньги за это хоть и не такие большие, как хотелось бы, а капают.

Как все-таки странно: в своей жизни, в детстве да и позже, я кем только не мечтал стать — летчиком, космонавтом, великим изобретателем, гонщиком, знаменитым джазменом. Но никогда — торговцем, моряком или киношником. Но именно это осуществилось.

Да, с моей биографией поневоле сделаешься философом!

Я отодвинул декоративную панель на стене над столом — наивную защиту от воров — и занялся спрятанным за ней сейфом. Это вошло у меня в привычку — проверять его содержимое регулярно, и на то была причина".

Вставив ключ в третью по счету скважину — две другие намертво блокировали замок — и набрав код из букв и цифр, я открыл сейф.

На верхней полочке лежал шестнадцатизарядный «Арктуро» с клеймом Миланской оружейной фабрики — медвежьей головой. Он полагался мне как судовладельцу. На нижней лежала нетолстая пачка денег, папка с документами (бумаги на дом и договоры со студиями), коробка малокалиберных патронов для «Ласки» — крошечного дамского револьверчика (в последнее время Мария завела привычку всюду таскать его с собой). Тут же стояла шкатулка с украшениями. Не самыми дорогими — те хранились в нашем банковском сейфе.