Норман Спинрад - Русская весна

Казалось, Патрис Корно ошеломлен этим взрывом, он вжался в стул и глядел на них выпученными глазами. Но директор ЕКА сидел спокойно и ждал, пока Джерри кончит бушевать. А потом заговорил тихим голосом, без злобы или укора.

– У тебя была мечта, Джерри, – сказал он. – Это была стоящая мечта, и ты поделился ею со мной, и с Патрисом, и со многими другими вроде нас. Ради этого ты покинул свою страну и терпел нападки и унижения, а иногда и презрение – зато делал нужное дело. Вот цена, которую пришлось заплатить тебе… – Он помолчал, вздохнул и заговорил снова: – А вот цена, которую пришлось заплатить мне, чтобы мечта эта наконец стала реальностью. Мне пришлось предать старого друга, которому я стольким обязан, пришлось проглотить его ненависть и свое собственное отвращение. Чтобы "Гранд Тур Наветт" стал реальностью, я должен совершить страшную несправедливость. Я прошу у тебя прощения, Джерри, хотя знаю, что у меня нет на это права, но я знаю и то, что во имя нашей общей веры я поступаю правильно. Иначе мне поступить нельзя. И ты это тоже знаешь, разве не так?

Джерри обмяк на своем стуле, полностью опустошенный. Даже гнев его прошел. Потому что Эмиль, конечно, был прав. Раз русские все равно не согласятся на его назначение главным инженером проекта, то для Эмиля все попытки сделать это значат одно: загубить проект.

– Да, Эмиль, знаю, – устало произнес он. – На твоем месте я поступил бы так же, как это ни гнусно.

– Но это же просто невозможно! – воскликнул Патрис Корно. – Без Джерри нам не обойтись. Я не могу без него работать, и пусть русские катятся к дьяволу!

– Абсолютно согласен, – сказал Эмиль Лурад.

– Как – согласен? – опешил Джерри.

– У меня есть для тебя предложение, Джерри, я хотел сделать его с самого начала, – сказал Лурад, – но знал, что ты наверняка откажешься, пока… пока не прояснятся все эти печальные обстоятельства.

– И какое же?..

– Я хочу назначить тебя консультантом по проектированию системы управления…

– Консультантом? Что еще за чушь собачья?

– Ради твоей же пользы, – сказал Эмиль Лурад. – Уж тут-то русские ничего не смогут возразить…

– Стало быть, я должен оставить место главного инженера проекта и работать каким-то консультантом, – горько сказал Джерри. – У меня ведь жена, двое детей и невыкупленные закладные, Эмиль…

– Одновременно я сделаю тебя старшим специалистом, – сказал Лурад.

– Старшим – кем? Специалистом? Это еще что за чертовщина?

Эмиль чуть улыбнулся.

– Это моя выдумка, чтобы платить тебе столько, сколько руководителю проекта. В конце концов, я все-таки директор и могу сделать для старого друга такую малость…

– Что этот чертов "консультант по проектированию" должен делать?

Улыбка Эмиля Лурада стала шире.

– Разумеется, что попросит его руководитель проекта.

– Гениально, Эмиль! – воскликнул Патрис Корно.

– Ну-ка, дайте сообразить, – медленно произнес Джерри. – Выходит, я буду получать как руководитель проекта и работать более или менее в качестве главного конструктора, прикрываясь этим дерьмовым фальшивым титулом…

– Вроде того, – сказал Эмиль.

– А какой-то русский будет надувать щеки и делать вид, чти все результаты – его заслуга.

Эмиль пожал плечами.

– Уж не обессудь, Джерри, это лучшее, что я сейчас могу для тебя сделать.

– Пакостно это все, – пробормотал Джерри.

– Могло быть и хуже, Джерри, – заметил Патрис.

Лурад встал из-за стола и прошел через весь кабинет к картинке, вырезанной из старого журнала.

– Помнишь, Джерри? – сказал он. – Помнишь время, когда мы были веселыми "космическими фанатами", а твой "Гранд Тур" – сном, дремой? Что ж, теперь сон сбудется – с тобой или без тебя. Все сводится к вопросу: что есть реальная ценность – судьбы мечтателей или их мечты?

Джерри Рид смотрел на рисунок – воплощение мечты, которой он жил все эти годы. И снова почувствовал вкус шоколадного мороженого с шоколадным сиропом. И снова услышал донесшийся до него сквозь годы голос Роба Поста: "Ты будешь жить в золотом веке космических исследований, парень. Ты можешь стать одним их тех, кто сделает все это. Решайся. Ты можешь ходить по водам. Тебе придется отказаться от всего остального, но ты сможешь ходить по водам!"

Джерри вздохнул. Пожал плечами.

– Я с тобой, Эмиль, – сказал он наконец. – И ты знал это с самого начала.

Директор ЕКА посмотрел на него и кивнул. В глазах его стояли слезы.

– Да, старый друг, – сказал он. – Я знал это.

Евангелие для инопланетян

Сегодня преподобный Айк Эккерман сообщил, что обсуждал с видными протестантскими священниками возможность учреждения общественного фонда, чтобы отправить Евангелие к звезде Барнарда.

"Если на ее четвертой планете действительно есть разумные существа, они тоже дети Божьи, и души их нуждаются в спасении, – заявил он. – Раз русские могут отправить им сообщение, то можем и мы, и не только о своем существовании, но о том, что у нас на Земле побывал Иисус Христос, – пусть услышат благую весть и возрадуются в Господе".

От постоянной носки рукава обтрепались, подкладку в проймах дважды приходилось подшивать, а молнию заменить на новую, но блестящая, синяя с белым – цвет? бейсбольной команды "Лос-Анджелес Доджерз" – куртка, подаренная ему отцом на шестнадцатилетие, оставалась любимой одеждой Роберта Рида. Он таскал ее в жаркие летние дни, натягивал поверх толстых свитеров в зимние холода, носил под дождем, несмотря на мольбы матери и насмешки Франи, и всегда надевал в школу, хотя его и дразнили за это "гринго". Он любил эту куртку и любил отца за то, что он позаботился заказать ее для него в далекой Калифорнии. Слева на груди было затейливо вышито белым – наподобие эмблемы команды на спине – его имя: Боб.

Роберту Риду, сколько он себя прмнил, всегда хотелось, чтобы его звали Боб. На французском не так-то легко выговорить это имя, оно напоминало имена агрессивных гринго: Джо, Текс, Эл, – поэтому учителя всегда переиначивали его на французский лад – Робер; их примеру следовали и ребята, когда им хотелось его уязвить; они знали, как он это ненавидит. Мать тоже называла его Робером, когда говорила с ним по-французски, то есть когда была на него сердита; обычно она звала его Бобби. Друзья говорили "Бобби-и"; для урожденных французов это был самый удобопроизносимый вариант. Так же его звала и Франя, выговаривая второй слог с противным поскуливанием, когда хотела над ним поиздеваться. Он и мысленно называл себя Бобби.

Только отец звал его на старый добрый американский манер – Боб. Только отец знал, что это для него значит. Только отец понимал, как трудно быть американцем в Европе.