Юрий Брайдер - Особый отдел и око дьявола

— Ходила, но стояла в стороне.

— Было у тебя видение?

— Было, — чуть помедлив, ответила она. — Но я мало что в нём поняла.

— А как там Кондаков?

— Он явился с опозданием. Но, по-моему, его тоже прихватило.

— Надо бы всё это обсудить по горячим следам.

— Кондаков сейчас занят. Оказывает первую помощь пострадавшим. А нам с тобой встречаться ночью как-то неудобно. Ещё подумают невесть что. Давай отложим до завтра.

— Но ведь утром у тебя занятия, — напомнил Цимбаларь.

— Тоже верно... Ладно, я сейчас схожу к Кондакову и пожалуюсь, что мне искра в глаз попала. А ты приходи попозже, когда очередь уже рассосётся.

— Неужели так много пострадавших? — забеспокоился Цимбаларь.

— Какие там пострадавшие! — фыркнула Людочка. — Просто каждой бабке хочется лишний раз к фельдшеру наведаться. Палец обожгла или щепкой оцарапалась, а туда же... Кстати, северное сияние ещё продолжается?

— Даёт вовсю, — Цимбаларь глянул в окно.

— Но, заметь, никаких подозрительных шумов в рации нет. Значит, они имеют искусственное происхождение и магнитные бури тут ни при чём.

— Честно тебе скажу, мне сейчас не до этого.

На пороге Цимбаларя перехватил Ложкин, за спиной которого маячил Борька Ширяев. Они ещё ничем не выказали своих намерений, а участковый уже сунул руку за пазуху, где возле сердца грелся верный пистолет.

Впрочем, на простодушных деревенских жителей этот угрожающий жест никого впечатления не произвёл.

— Вы не извольте беспокоиться, — Ложкин мял в руках шапку. — Избе, в которой магазин находился, сто лет в четверг будет. Её остаточная стоимость семьсот рублей. Да и товара только малая толика пострадала. Остальной на складе лежит. Мы его утром обсчитаем и со склада торговлю начнём. Как-нибудь выкрутимся. Думаю, что и в райцентр сообщать не стоит.

— Это, конечно, меняет дело, — с облегчением произнёс Цимбаларь. — Но только шила в мешке всё равно не утаишь. Тем более что по всем приметам это поджог. То есть уголовное преступление.

— Конечно, поджог! — с горячностью подтвердил Борька. — Меня, наверное, пасли всё время, как сазана. А когда на пять минут отлучился, сделали чёрное дело. Гляжу, окно разбито, на полу бутыль из-под керосина валяется, а полки уже занялись синим пламенем.

— С чего ты взял, что эта бутыль была именно из-под керосина? — поинтересовался Цимбаларь.

— Да разве я не знаю, как керосин горит! Да и воняло из окошка соответствующим образом.

— Чужих следов не заметил?

— Какие там следы! Давеча весь снег самолично вычистил.

— Мне к фельдшеру надо сходить, — сказал Цимбаларь. — Давайте по пути завернём к пожарищу.

Оставшиеся от магазина угли хоть и подёрнулись сизым налётом, но на них ещё вполне можно было жарить шашлыки. Пять или шесть человек, принадлежащих к низшим слоям здешнего общества, баграми разгребали головешки, тщась найти хоть что-нибудь ценное.

— Кто же тебя мог пасти? — Цимбаларь оглянулся по сторонам. — Вон церковь на горке, вон клуб, вон изба старосты, вон изба Страшкова... Тут и спрятаться-то негде.

— Да-а-а, — недоумённо протянул Борька. — Научная загадка.

— Вы только на Вальку, не подумайте, — заторопился Ложкин. — Она в это время со всем нашенским семейством у отца Никиты в гостях была. Мы в картишки перебрасывались, а про пожар от посыльного узнали. Батюшка потом на звонницу лазил, чтобы в набат ударить. Так ему положено по плану действий пожарной дружины.

— А я, между прочим, первое подозрение на Вальку имел, — признался Борька. — Кроме неё, думаю, больше некому. Тем более что ваши окошки прямо на магазин выходят.

— Не трепись, — Ложкин был крут со всеми, кто хоть как-то от него зависел. — Ступай лучше склад сторожить. Если и он, не дай бог, сгорит, не сносить тебе головы.

— Считайте, что я уже там, — Борька затопал ногами, изображая быстрый бег. — Буду ваш склад как своё причинное место беречь. И даже к шкалику больше не притронусь.

Когда они остались вдвоём, Ложкин со слезой в голосе произнёс:

— Вот вы здесь без году неделя, а нервы из-за Вальки уже истрепали. Каково тогда мне с ней семь лет тетёшкаться? Отродясь такой скандальной бабёнки не встречал. И что только мой Гришка в ней нашёл... Они ведь даже нерасписанные. В грехе живут.

— Что-то я вашего сына здесь ни разу не видел. — заметил Цимбаларь.

— Он сварщиком в райцентре устроился, — пояснил Ложкин. — Должность завидная. В Чарусе таких денег ни в жисть не заработаешь. А для Вальки там места нет. Разве что сезонницей. Вот и живут раздельно... Но, если честно, достала она его. Кровь так и сосёт.

— Взяли бы да разошлись, — пожал плечами Цимбаларь. — Тем более что штампа в паспорте нет.

— И я то же самое говорю, — закивал головой Ложкин. — Только застращала она Гришку. Дескать, если бросишь меня, я ребёнка удушу, а сама повешусь.

— Так у них и дети есть?

— Девочка. Пять с половиной годиков, — голос Ложкина сразу потеплел. — С ней по большей части моя старуха сидит, а сегодня вечером на квартирантку оставили.

— А квартирантка ваша, значит, на пожар не ходила? — только сейчас Цимбаларь вспомнил о столичной фольклористке.

— Куда же от ребёнка отойдёшь... Она у нас балованная.

— Ну и как вам эта... Изольда Марковна показалась?

— Умственная женщина, — с уважением произнёс Ложкин. — А уж образованная, не нам чета! Мясо только вилкой кушает. Цельный день с нашими бабами компанию водит. Песни, сказки... На магнитный прибор ихние тары-бары записывает. Спать ложится поздно, а перед сном горячительное употребляет.

— Вы-то откуда знаете? — осведомлённость местных жителей просто поражала Цимбаларя.

— Так она пустую бутылку под печку потом суёт. Думает, что мы не углядим. Но старуха моя ушлая. Бутылочки эти достаёт и в сервант прячет. Очень уж они затейливые.

— Хочу вас ещё кое о чём спросить, — Цимбаларь почему-то понизил голос. — Вам во время пожара какие-нибудь видения были?

— Видения, говорите... Помутилось в голове от страха, вот и все видения, — Ложкин, досель велеречивый, как лошадиный барышник, сразу приумолк и засобирался домой. — Дьявол с людьми горазд играть, когда у тех сердце не на месте...

Медицинские мероприятия, вызванные чрезвычайными обстоятельствами, уже заканчивались. Кондаков обрабатывал ихтиоловой мазью ожоги последнего пациента. Действовал он хотя и вдохновенно, но так неловко, что подобное издевательство над собой мог вынести лишь человек, никогда прежде не сталкивавшийся с врачами.

Когда все посторонние, получив вместо болеутоляющего по стопке спирта, покинули больничку, Людочка, критически наблюдавшая за действиями липового эскулапа, поинтересовалась:

— А вы хоть руки-то мыли сегодня? По-моему, они у вас до сих пор сажей перепачканы.