Сергей Щепетов - Народ Моржа

– Гы-гы-гы, а Лис тогда кто?

– А Лис до вечера будет Семхоном!

– Гы-гы, он же тогда твою Ветку… гы-гы. А ты этого вроде не любишь, гы-гы…

– Да не гыгыкай ты! Дело говори! Поверите вы мне или нет?

– Не, ну ты точно… Эта… С дуба упал. Или с этой – как ее? – березы… Чему верить-то?! Ну, Лис, ну, Семхон… Лучше Бизоном стань – у него такая Тим-мона…

– Да она меня одной сиськой придавит, – вздохнул Семен. – Ладно, спи уж…

Снаружи послышались голоса – слишком возбужденные, чтобы предположить, будто их обладатели трезвы. Семен счел за благо покинуть родное жилище, «пока не началось». Это ему удалось, но путь был свободен лишь в одну сторону – к берегу. Там Семен выбрал у мостков лодку поприличней, влез в нее, отвязал ремень и тихо заработал веслами вверх по течению – уже темнело, но ему нужно было побыть одному и подумать.

«Я все время забываю, что здесь иное отношение к СЛОВУ. До былой моей современности дошли лишь глухие отголоски такого отношения. Почему оппонент обидится, если ты его обзовешь идиотом или каким-нибудь малопочтенным животным? Да потому, что в подсознании каждого сидит убеждение: будучи названным, скажем, шакалом, человек в данное животное не превращается, но ему уподобляется. Почему существует древняя традиция похвальбы, преувеличения своих заслуг, достоинств и возможностей? А все та же архаика – утверждая, что он силен, человек и правда как бы становится сильнее. И наоборот, разумеется. На совете пяти племен я, помнится, из-за этого чуть не „сел в лужу". Тогдашний вождь меня выручил: сказал, что только очень сильный человек может говорить о своей слабости, только очень умный – о глупости. То есть „самоуничижение паче гордыни".

Что же произошло с Нишавом? Наше общение я начал с крутейшей похвальбы – представился слабым и робким колдуном из маленького народа. Главному укитсу хватило ума понять это, хватило мужества принять вызов и начать со мной игру. Наверное, он решил, что я хочу войны – и не начал ее, смог не начать! Он понаблюдал за алкоголиком Ванкулом и не только превозмог собственное (мной наколдованное!) желание опохмелиться, но и смог убедить меня, что „попался на удочку"!

Теперь этот визит. Прежде всего, конечно, это демонстрация своей мощи: я, дескать, считаю себя сильнее (или как минимум равным) и могу себе позволить появиться в зоне действия твоей магии. По простой линейной логике мне следовало бы пристрелить этого Нишава и начать военные действия против укитсов. Колдун это учел и устроил подмену. Большинство укитсов и аддоков, конечно, знают его в лицо, однако им было сказано, что Нишав сейчас – вот этот парень. А при нем некто Малхиг. Ну и что с того, что этот Малхиг похож на Нишава – свежий труп тоже похож на живого, однако ни говорить, ни бегать не может. Наверное, тут есть еще какие-то магические тонкости, но я о них просто не знаю.

Если отнестись к делу непредвзято, что я могу предъявить Нишаву? Что меня им много лет пугали? А реально-то что? Укитсы оказались действительно сильны и всепроникающи, однако до сих пор ничего плохого никому не сделали. А этот Нишав-Малхиг – вполне нормальный мужик. Похоже, с ним можно говорить и договариваться!»

Великие колдуны говорили и договаривались несколько дней – до конца «саммита». Среди прочего Семен устроил для Малхига показательный урок. От обилия и «крутизны» чужой «магии» Малхиг в обморок не упал, а под конец даже ошарашил Семена полушутливым предложением наколдовать знаки для обозначения звуков не волшебного, а обычного языка. Повода для отказа, кроме воли на то Умбула, Семен сразу не придумал и пообещал «провентилировать» этот вопрос «в верхах».

Прощальная трапеза была долгой – Сухой Ветке пришлось раз пять подогревать мясо, о котором заболтавшиеся колдуны забывали. Почему-то в этот раз говорил в основном Малхиг. За его словами явно скрывалась какая-то «задняя мысль», и Семен добросовестно пытался ее понять: «Я стараюсь создать политическую ситуацию, при которой „племена и народы" будут заинтересованы друг в друге, будут подчиняться единой власти. Малхиг, похоже, ненавязчиво мне объясняет, что подобная ситуация уже создана – укитсами и лично Нишавом. Не стоит ли, дескать, мне подумать над тем, чтобы объединить древнюю систему „укитсизма" с новомодной системой меновой торговли и школьного образования? М-да-а…»

После торжественного прощания с фальшивым Нишавом делегация укитсов отбыла в обратном направлении. Все остальные тоже собирались в дорогу, и Семен, дабы не нести в одиночку груз ответственности, решил поделиться информацией с главными людьми лоуринов. Им, впрочем, и самим было интересно.

– Ну, и что же сказал тебе этот урод? – как бы мельком поинтересовался Кижуч.

– Да Малхиг почти и не урод, – поправил Медведь. – Это Нишав настоящим придурком оказался! Надо было ехать в такую даль, чтобы просидеть все время в шатре! Он что, там и гадил?

– Не, – ухмыльнулся Бизон, – ему ж в шатер обслуга корыта деревянные с едой носила – наши видели. Туда, значит, с едой, а обратно – наоборот. Бывает же такое?! Слушай, Семхон, а откуда у этих укитсов наши ткани и посуда? Мы же вроде ничего им не давали?

– Откуда, откуда… – буркнул Семен. – От верблюда!

– Ну?! – удивился вождь. – Верблюды в наши края почему-то редко заходят.

– Да это поговорка такая, – махнул рукой Семен. – Не обращай внимания. И ткань, и посуду они вполне могли отнять у имазров или аддоков, но, скорее всего, они ее у них выменяли.

– На что?!

– Да на наш же волшебный напиток! Который мы Нишаву посылали.

– Ты говорил, что он его сам пьет!

– Я говорил, что так думаю – предполагаю то есть. Я ж с ним не пил, правда? А надутый дурак, который изображал здесь Нишава, вовсе и не он, а лишь его обозначение.

– А Нишав, значит, дома остался?

– Нет, он обозначал Малхига.

– Во-от в чем дело, – догадался Кижуч. – То-то ты с ним целыми днями не расставался!

– Когда ж мы бить этих укитсов начнем? – оживился Медведь. – Пора уже!

– Что, – усмехнулся Семен, – в племени лоуринов стало слишком много воинов? Девать некуда?

– Маленько есть, – самодовольно кивнул старейшина. – И какие!

– Знаю, – вздохнул Семен. – Наши воины самые воинственные, старейшины самые мудрые, а женщины самые красивые – кто бы спорил?! Только я думаю, что, пока Нишав жив, воевать мы с укитсами не будем. А будем мы с ними меняться товарами, будем учить в школе их детей.

– А мамонты?

– Нишав готов изменить традиции укитсов в отношении мамонтов. Да, по сути, он их уже изменил.

– Однако!

– Именно так. Поскольку военная угроза уменьшилась, у меня есть кое-какие предложения. В частности, почему бы не начать обучать в школе и девочек?