Сергей Булыга - Ведьмино отродье

И так оно и было. Вы вместе с ним охотились и вместе голодали, и на Совете выступали заодин. И потому когда через два года пришел тот страшный день, когда Хват лег и приказал, чтоб все сошлись, и все сошлись и, помолчав, и посмотрев, как оно есть, стали уже говорить, что надо бы это кончать... Ты не сдержался и заплакал. Все засмеялись и заулюлюкали, и обступили вас, и начали выкрикивать позорные слова и костерить тебя, а ты, не в силах отвечать, молчал...

Вожак вдруг закричал:

- Прочь! Р-ра! Глупцы!

И все они ушли. А вы - ты и Вожак - остались с Хватом. Вожак сидел. И ты сидел. А Хват лежал, смотрел то на тебя, то на него, на Вожака, то снова на тебя.

- Больно? - спросил ты у него.

- Нет, - сказал Хват. - Ничуть. Вот только что... Ты не уйдешь?

- Нет, не уйду.

- А сделаешь?

- Да, сделаю.

Хват улыбнулся и закрыл глаза. Долго лежал не шевелясь. Потом вдруг стал дрожать... и попросил:

- Ну, сын!

А ты не шелохнулся!

Тогда он закричал:

- Сын! Сын!

А ты вскочил и отступил! Но и Вожак вскочил, взревел:

- Не смей!

И ты вернулся, сел возле Хвата, замер. Он продолжал дрожать - сильней, сильней, и вот он уже корчился, и вот...

Уже кричал, что было сил:

- Сынок! Не покидай меня! Сынок, да неужели ты не сможешь?!

- Смогу! - ты закивал ему. - Смогу...

Но ты так и не смог! Тогда Вожак, хвала ему, помог - вцепился Хвату в горло, прокусил... И отскочил. Кровь хлынула. Ты ткнулся носом в кровь, ты задыхался, пил, Хват дергался, сучил ногами, подвывал - все тише, тише, тише...

И наконец совсем затих. А вы сидели рядом с ним, не уходили. Хват остывал... И вот уже совсем окостенел, и нет его...

Нет, есть! Ведь его кровь теперь в тебе, теперь Хват - твой настоящий отец, он чистокровный рык, и, значит, что и ты теперь рык - настоящий...

Вот только снова плачешь! Вожак зло сплюнул и сказал:

- Р-ра! Не к добру это! Когда-нибудь...

Но дальше продолжать не стал, только велел:

- Пошли. Пора уже.

И вы вдвоем взвалили Хвата на спины и встали во весь рост и так, только на нижних, на стопах, и пошли, и понесли его на Гору Воронья, куда относят всех, где ждет их Память Племени...

Которую ты предал. Р-ра! Р-ра! И Рыжий подскочил и заметался взад-вперед по яме. Ведь предал же! Бежал и снова пре...

Нет! Рыжий сел. Нет! И еще раз нет, подумалось, чужой предать не может, а предают только свои. А ты им, лесным дикарям, был чужой. Ведь даже Хват, и тот так и не стал тебе родным, а так и оставался отчимом, пусть и любимым отчимом, но не отцом. Ты лгал ему и еще больше лгал себе, когда ты называл его отцом, но разве кровь обманешь? Ведь истинная кровь - не та, которую ты пьешь, пусть даже по священному обычаю, а та, которая течет в тебе с рождения, и, значит, только Зоркий - твой отец, а Хват...

Р-ра! Подлый, дикий Лес! И Рыжий вновь вскочил, встал во весь рост, вцепился лапами в решетку. Р-ра! Р-ра! Ужасный, отвратительный обычай пить кровь. А убивать, чтоб твой отец не умирал от старости, а словно погибал в бою? Еще ужасней, р-ра! Нет, сто и тысячу раз нет, ты туда никогда, ни за что не вернешься, ведь ты не рык - южак, и ты всегда был южаком, просто не знал того... но вот ты, наконец, среди своих, Лягаш тебя привел сюда, на родину отца. Дымск - вот твоя судьба! Здесь твоя жизнь, р-ра, успокойся, Рыжий! Казарма, Бобка и Овчар, Брудастый, князь, надменная княжна...

И Лягаш - старинный друг отца и твой не меньший друг и, главное, наставник. Хотя... И Рыжий усмехнулся. Ибо давно уже прошли те времена, когда Лягаш мог говорить: "Пасти тебя не буду, не проси!", и ты сразу робел. Р-ра! С этим давно кончено! Теперь ты сам, без его помощи, бьешь, рвешь - и вон сколько урвал! Теперь Лягаш тобой гордится, говорит: "Ну, как вам мой племяш?" И все молчат, а он смеется, р-ра! И он, надменный первый воевода, к которому никто не смеет даже подойти, с тобой совсем другой. Вот... Да! И Рыжий сел и облизнулся. С тобой Лягаш совсем другой, чем с ними. Вот как в последний раз, жаль, что не часто вам выпадает встречаться. Зато уж если встретитесь, вот хоть как в прошлый раз... А, кстати, где это было? А, да! В костярне "При заборе". Бобка, Овчар и Рвач метали кубик и ругались, а ты подсел к хозяйской дочери и начал ей нашептывать, что, мол...

И вдруг...

- Кость в пасть! - раздалось из дверей.

Ты подскочил и оглянулся...

Р-ра! Это Лягаш пришел! Ты кинулся к нему, вы обнялись и покатились по полу, кусались, рявкали, смеялись. Потом, немного успокоившись, сели к столу. Ты вытащил из-под ремня монету - две лунных четверти служил ради нее, - швырнул хозяину и закричал:

- Вина! Для всех!

- Которого?

- Шипучего!

Лягаш смеялся. Пил. И слушал тебя, слушал, слушал. А ты взахлеб рассказывал, хвалился. Лягаш кивал. Потом, когда уже стемнело, он вдруг сказал:

- Ну, вот и все. Прости, мне нужно уходить.

- Как так?! - воскликнул ты. - Куда?

- Да вот... - он помрачнел. - Приказано. Князь говорит...

- Р-ра! - рявкнул ты. - Да что нам князь?! Успеется! Ты б про себя хоть слово бы! А то все я да я...

- Но я, - настойчиво сказал Лягаш, - поверь, сейчас действительно очень спешу. Ты проводишь меня?

- Ну о чем разговор!

И, выйдя из костярни, вы двинулись по улице. Было темно и холодно. Зима тогда еще не наступила, и снега пока не было, но лед уже похрустывал на лужах. Лягаш молчал; ты, глядя на него, гадал - о чем это он думает? Так вы прошли почти что до самой Подгорной Заставы... Как вдруг Лягаш остановился и спросил:

- Чей это дом? - и указал на старую, обшарпанную хижину.

- Не знаю, - сказал ты. - Да и зачем это мне знать?

- Затем, - нахмурился Лягаш. - Это не просто дом. Здесь когда-то жила твоя бабушка, Старая Гры.

Ты снова посмотрел на хижину. Ну, хижина как хижина. В окне горел огонь, за занавеской виднелась чья-то нечеткая тень... Тень тебя очень напугала - ты вздрогнул, неуверенно спросил:

- Зайдем, что ли?

- Нет, незачем, - сказал Лягаш. - Там сейчас живут какие-то совершенно посторонние. Ничего там от Гры не осталось. Но все-таки ты должен знать, что это за дом такой. И еще было бы неплохо, если бы ты хоть иногда вспоминал, чей ты сын и чей внук. А брагу пить да когти рвать, для этого ума много не... А! - и лапой махнул, замолчал, потом отрывисто сказал: Ну, все, прощай!

Вы обнялись. Потом Лягаш - теперь уже один - прошел еще немного во весь рост, а после пал на все четыре - и не спеша, размеренной рысцой пустился по дороге, и вскоре пропал во темноте...

И с той поры нет-нет да словно невзначай ты подходил к тому чужому дому. Сейчас в нем, говорят, живет семья плетенщика; они корзины делают, лукошки. А твоя бабка, та была... так они говорят... была ведьмой. И ты, они в этом уверены, пошел в ее породу. И потому - конечно только за глаза они именуют тебя "Ведьмино отродье". Можно, конечно, гневаться. И можно хватать болтунов за загривки, и рвать их, рвать!.. А можно и смолчать, подумать и решить, что, может быть, они и правы. Ведь если это так, если они действительно правы, то тогда сразу становится понятным, почему это именно ты, а не кто-нибудь другой, смог отыскать в Лесу Убежище Луны, а здесь, уже в Дымске, ты, глядя на Солнце, вдруг совершенно ясно понял, что...